на Петрова. Прятала глаза. Петров обошел такси, наклонился к шоферу:
– Шеф, будь добр, довези девушек до Ярославского. – Он сунул ему пять рублей. – Сдачи не надо.
Высокий, стройный, Петров поднял руку: ну, до свиданья, девочки!
Наталья справилась с собой, помахала, как и Саша, на прощание рукой. Саша даже посылала воздушные поцелуи. Только непонятно кому – Устьянцеву или Петрову.
– Все, уехали! – обрадованно вздохнул Юрик. – Фу-у!..
– Уехали, – обронил Петров, с непонятной тоской в глазах глядя вслед уезжающей машине.
– Ты чего это? Уж не влюбился ли?
«Ты заметил, Юрик? – хотел он сказать. – Наталья-то ведь хромая?» – Но почему-то не сказал. И правильно сделал.
Весь день у него было плохое настроение. Юрик Устьянцев ничего не понимал. У него, наоборот, настроение с каждым часом повышалось: ах, какая божественная женщина эта Саша, какая женщина!
– Да заткнись ты! – не выдержал один раз Петров. Он, как только представлял, что мог быть с Натальей…
– Завидуешь, старик? – Юрик Устьянцев сиял, как солнце.
– Да. Завидую. Только заткнись!
За несколько месяцев, что они не были здесь, привокзальный ресторан нисколько не изменился. Вот только одно странно – не видно нигде Клавы-Клавди́и. Набриллиантиненный фиксатый официант – тот здесь, а их любимой подруги Клавди́и – той нет.
– Она в отпуске, – объяснил им фиксатый официант. – Через неделю будет…
– Слушай, друг, у нас к тебе просьба, – с ходу на «ты» заговорил с ним Юрик Устьянцев. Даже Петров удивился этому. – Передай ей вот этот конверт, как только она появится.
– Там, конечно, червонцы, – осклабился официант. – Или сотенные?
– Там фотографии, – с достоинством пояснил Юрик Устьянцев. – Фотографии ее дочери.
– Разрешите взглянуть? – по-военному спросил официант.
Юрик Устьянцев пожал плечами:
– Пожалуйста.
Петрову тоже было любопытно взглянуть.
– Когда это ты успел? – поинтересовался он у Юрика, пока официант разворачивал пакет.
– Да успел… Что такое для профессионала отщелкать одну пленку?
– Щелкают орехи, – напомнил с улыбкой Петров.
– А? – не понял Устьянцев (он забыл о прежнем разговоре).
– Ух ты! – воскликнул официант. – Во деваха у Клавы-Клавди́и. Точная копия! Ты смотри, а?!
С разных фотографий смотрела на них девочка лет десяти с совершенно круглым лицом, маленькими – бусинками – глазами и доброй, очень хорошей улыбкой, в которой просматривалась, правда, некоторая растерянность или, скорей, удивление: с чего это, мол, меня фотографируют?
– Ты что же это, специально ездил снимать ее?
– Я же обещал, старик. Слово профессионала – слово кабальеро. Значит, так, старик, – обратился он уже к официанту. – Во-первых, как тебя зовут?
– Павел.
– Значит, так, Павлуша, Клава-Клавди́я обычно угощала нас вырезкой. Два таких хороших свежих куска с кровью. Салат посвежее.