с открытым ртом.
Но дома была мама, и показываться ей в образе станции метро точно было нельзя. Пришлось затаиться в подъезде, в том же закутке, где я всего полчаса назад наносила макияж. И теперь закуток пригодился снова. Чтобы ликвидировать то, что от макияжа осталось. В ход пошли подручные средства в виде шарфа и снега с подоконника. Это было ужасно. Насколько легко наносились тушь и тональный крем, настолько же мерзко и тяжело они смывались. Провозилась, наверное, час. И еще не знала, что классная руководительница, не обнаружив на первом уроке отличницы, не пропустившей за учебный год ни одного занятия, почему-то разволновалась и позвонила моей маме. Мама тоже разволновалась, потому что самолично надевала на меня шапку и выпроваживала за дверь без пятнадцати восемь. После ударной дозы настойки валерьянки по тревоге был поднят папа, который только доехал до своей работы. А также бабушка, которая жила неподалеку, и вся наша многочисленная родня, проживавшая уже на расстоянии сорока километров, но имевшая собственный автотранспорт, связи в милиции и горячее желание найти ребенка. Родственники выехали немедленно и оказались на месте, опередив даже бабулю и папу… То-то удивлялась, отчищая тушь, что лифт ходит мимо как заведенный, что совсем нехарактерно для времени, когда уже все разошлись и разъехались по учебам и работам.
Я нашлась сама. Оттерев последние мраморные разводы голубеньким шарфиком, поднялась на свой этаж и увидела настежь открытую дверь квартиры. Это конкретно не понравилось. Внутри обнаружилась куча знакомых лиц, смотревших на меня со смешанным чувством ярости и счастья, что не понравилось еще больше. Из глубины доносились мамины и еще чьи-то рыдания. За спиной открылись двери лифта и оттуда вышел весь зеленый папа. По лестнице, тяжело грохоча сапогами, пешком поднимался наряд милиции с овчаркой. Дрожа, стояла в окружении родни и овчарки и понимала, что надо как-то объясниться. Но как? После минуты гробового молчания пришло самое верное решение. Я упала в обморок. Чем поставила точку в затянувшейся сцене. Выглядела и так ужасно. (Еще бы! После часового трения лица колючим шарфом глаза превратились в щелки, а прыщи на лице разрослись в несколько раз и призывно алели.) А обморок довершил картину, благодаря которой родители вызывали скорую, выставив родственников и милицию за дверь.
И вот вечером, когда суета улеглась. Когда с гудящей головой проснулась после антигистаминного препарата, заботливо вколотого приехавшей бригадой… Когда бабулю отпустили из больницы, сделав ЭКГ, капельницу и отпоив корвалолом… Вот тогда-то все же решилась спросить у мамы про свойства отечественной туши. Для конспирации пришлось плести быль про одну свою одноклассницу, которая тайком от родителей накрасила глаза и попала под снег. И напугала своим видом прохожих. Мама посмеялась (насколько могла смеяться после пережитого) и объяснила, что такое отсутствие стойкости – феномен советской косметики. Помада мажется обо все, что есть в радиусе метра, и съедается при облизывании губ. Тушь течет