а именно мужчина: благородный такой, интересный, одет хорошо. Странно все же… Подошла поближе, стоит, молчит.
– Наверно, спросить хотите, что я тут делаю? – Мужчина обернулся к ней, и тут она увидела его глаза: веселые, иссиня-голубые, искрящиеся озорством и лукавством.
– Да неудобно вроде спрашивать, – пробормотала она.
– А я поклоняюсь идолу, – спокойно объяснил мужчина.
– Какому идолу? – изумилась она.
– А вот этой березке. По сути дела, пню. Видите, березку сразила молния, а она ничего, стоит себе и стоит.
– Вы это серьезно? Насчет идола?
– Конечно, – улыбнулся он. – Я идолопоклонник. Вам разве не встречались такие?
– Никогда, – призналась она.
– Ну, может, это и хорошо. Сейчас, знаете, все верующие, а идолопоклонников никого.
– Да какие в наше время идолопоклонники? – продолжала изумляться Нина.
– Э, не скажите. – Мужчина поднялся с коленей, отряхнул брюки перчаткой (у него были изумительно тонкой отделки ажурные кожаные перчатки, не перчатки, а загляденье!). – За тысячелетнюю историю человечеству открылось много разных религий, и все они по своей сути поклоняются какому-то своему идолу: мысли, образу, понятию, откровению… Я, например, поклоняюсь вот этой березке. Солнцу. Женщине. Воде. Рассвету. Но больше всего вот этой березке.
– Почему именно этой березке? Вы здесь живете?
– Нет, я живу в Москве. Но как бы вам это объяснить… Это долгая история, и я не знаю, если у вас время, чтобы…
– Время есть. Что вы! Мне очень интересно. Вы меня заинтриговали.
– В таком случае, давайте познакомимся. Меня зовут Максим.
– А я Нина.
– Очень приятно. Вы понимаете, Нина, я однажды получил письмо из будущего…
– Из будущего?
– …верней, из прошлого. Одним словом, это было письмо моего отца, который написал его в далеком прошлом в расчете на то, что, когда я вырасту, я смогу правильно оценить его и понять.
– Очень интересно.
– Отец у меня хирург. Он когда-то воевал под Москвой, а потом долгие годы прожил на Урале, в поселке Нижние Дворики, слыхали про такие?
– Нет, никогда.
– Так вот, он написал мне, что, когда я вырасту и, главное, он подчеркнул это, главное, когда я смогу по-настоящему понять и оценить его мысли, я должен буду приехать в Одинцово, найти вот эту рощицу и поклониться ей. А еще лучше какой-нибудь пораженной молнией березке, пусть даже пню, и иногда приезжать сюда, постоять около березки, поблагодарить ее…
– Но почему именно сюда? – не поняла Нина.
– В том-то и дело. После страшной мясорубки под Москвой отец работал в военном госпитале в Одинцове и часто приходил как раз сюда, вот в эту рощицу (он мне нарисовал ее), и именно здесь, буквально, наверное, на том самом месте, где мы сейчас стоим, он принял твердое (а лично для меня судьбоносное) решение: на свет должен появиться я, его сын, его продолжение.
– Как, один? Без мамы?
– Почему без мамы? – улыбнулся