там солдату, что ее прислал майор.
Шагах в пяти от меня стоял толстый индиец в пиджаке, надетом поверх дхоти, с губами, измазанными бетелем. Он слышал весь разговор. Это был спекулянт, из тех, которых мы хотим выгнать, когда победит революция. «Ну уж ты места на самолете не получишь», – подумал я и тут же услышал, как индиец спрашивает:
– Господин майор, куда мне проходить?
Я повернулся и пошел прочь. Индиец обогнал меня и старался поймать мой взгляд.
– Господин майор, – сказал он, – я директор Матур.
– Какой еще директор Матур?
Торгаш в мгновение ока извлек бумагу на бланке управления снабжения. В ней доводилось до моего сведения, что господин директор Матур направляется в Танги по делам армии.
– Вы можете позвонить. Моя репутация…
Я не стал звонить. Я вспомнил, что мне уже звонили. Удивительно, когда он успел получить эту бумагу?
ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ
Майор пригласил нас к самолету, заверив, что груз уже на месте. Мы проследовали через пустой зал и только повернули к дальнему выходу, как меня остановил крик:
– Юрий, погоди!
Мы остановились. К нам подбежал взмокший, растрепанный Александр Громов. На какое-то мгновение меня охватило предчувствие, что мой вылет отменяется. Но оказалось иначе.
Громов протягивал мне мой же атташе-кейс, купленный в прошлом году в Дели и всегда сопровождавший меня в поездки.
– Мне твою комнату сторож открыл, – сказал он. – Прости, что без твоего разрешения. Здесь мыло, щетка и так далее. – Затем Громов вынул бумажник и, протягивая мне деньги, продолжал: – Тут тысяча ватов. От Ивана Федоровича. Он единственный из нас вспомнил, что ты отправляешься в поход гол как сокол. Потом в бухгалтерии отчитаешься. Если понадобятся деньги, телеграфируй прямо мне.
Он обернулся к моим спутникам, представился им, передал наилучшие пожелания от Ивана Федоровича и добавил:
– Что касается Юрия Сидоровича, то он знаток лигонского языка и обычаев и собирает материалы для будущей книги.
Я был тронут личной заботой Ивана Федоровича, пониманием важности моей миссии.
– Не буду задерживать, – сказал Громов, – ни пуха ни пера.
– Катись к черту! – в сердцах сказал я.
За дверью жарился на солнце небольшой «вайкаунт» местных авиалиний. В дверях толпилась группа людей. Несколько солдат, молодой лейтенант, толстый индиец в пиджаке поверх дхоти, с красными от неумеренного потребления бетеля губами, и молоденькая девушка, возможно медицинская сестра, в длинной юбке с увядшим белым цветком дерева татабин в черных волосах.
Мы двинулись к самолету. Шел третий час, жара была тяжелой, отягощенной близким муссоном. Я подумал, что Громов наверняка забыл захватить мою полотняную кепочку.
Поднявшись по короткому шаткому трапу, я внутренне сжался от ожидавшей меня духоты. И не ошибся в худших ожиданиях. На секунду я задержался у двери, размышляя, сесть ли мне поближе к двери,