голос прозвучал неестественно, и Павлыш осекся. Он постоял несколько секунд, прислушался, потом покинул столовую и пошел по коридору к выходу, к гаражу.
Станция была невелика, но казалась обширной из-за множества дверей, закоулков и тупичков, лабораторий, складов и комнатушек неизвестного назначения. Потыкавшись в двери, Павлыш остановился перед дверью побольше других, которая, как ему показалось, вела в гараж. Дверь была закрыта изнутри на основательный самодельный засов. Павлыш с трудом отодвинул его. Ошибка: оказалось, что дверь вела прямо на улицу. В лицо Павлышу пахнуло теплым влажным воздухом, наполненным жужжанием насекомых. Павлыш сделал шаг наружу, и тут его грубо схватили за плечо и рванули назад.
Лескин закрыл засов.
– Вы с ума сошли? – спросил он бесцеремонно.
– Извините, – ответил Павлыш, – я еще не освоился с обычаями.
– Если будете так осваиваться, недолго здесь проживете, – сообщил Лескин.
К удивлению Павлыша, он был умыт и оказался вполне респектабельным человеком лет пятидесяти, с лицом, изборожденным глубокими морщинами, словно природа использовала для их изготовления не резец, а стамеску.
– В лучшем случае напустили бы полную станцию комаров, – продолжал Лескин. – Перезаразили бы всех лихорадкой. Себя в первую очередь. И не обижайтесь. Привыкнете. Тоже при виде открытой двери будете впадать в ужас. Вы столовую искали?
– Нет, – ответил Павлыш. – Обедающих.
– Обедающие в гараже. Обед задерживается. А я вас искал.
Дверь в гараж оказалась совсем рядом.
– Заходите, – сказал Лескин уже мирно. – Сейчас они вернутся.
Гараж был пуст. Вездеход исчез. Лескин прислушался и поспешил к рубильнику у ворот гаража.
– Не пугайтесь, доктор, – предупредил он.
Павлыш не знал, чего ему следует пугаться, и на всякий случай сделал шаг к стене.
В расступившихся вратах гаража показался тупой лоб вездехода. Вездеход полз медленно, с достоинством, как лесоруб, возвращающийся домой с добрым бревном. Так же торжественно вездеход пересек гараж и замер, уткнувшись в дальнюю стенку. На буксире он приволок громадную серую тушу, с которой свисали два черных лоскута, каждый с парус фрегата.
На фоне белого прямоугольника ворот прыгали две человеческие фигурки. Они вели себя как куклы в театре теней, размахивали ручками, суетились. Нечто большое и темное застило на мгновение свет, и тут же затрещали выстрелы. Кто-то поднял рубильник, дверь закрылась и словно отрезала шум и суматоху.
– Все здесь? – спросила Нина. Лицо ее было закрыто чем-то вроде чадры. Она держала в руке пистолет.
– Все, – ответил Джим, спрыгивая с вездехода. – Я пересчитал.
Татьяна-маленькая подошла к серой туше, поставила на нее ногу.
– Магараджа Хайдерабада и убитый им тигр-людоед. Где фотограф?
– Не паясничай, Татьяна, – сказал Лескин. – Может, он еще живой.
– Ни один тигр не уходил живым от выстрела молодого магараджи, – возразила