досадливо поморщилась. Рукав сполз, обнажая разукрашенное синяками запястье, и Льер внезапно стало стыдно – так, как будто ее только что увидели в несвежем нижнем белье.
– Это… так, ничего, – хрипло пробормотала она и уткнулась носом в букет, – это мелочи…
Ей очень не понравился взгляд инквизитора. Он как будто смотрел с осуждением.
«Ну и пусть. Меня это не касается. Меня вообще ничего не касается. Через месяц я стану королевой этих островов. Если, конечно, Шедар не передумает окончательно».
– Вы не крокодил, – негромко произнес инквизитор, – я полагаю, мастер Нирс пошутил, когда охарактеризовал вас таким образом.
А Льер из-под ресниц смотрела на его губы, и всего лишь на минутку ее посетила сумасшедшая и совершенно недопустимая мысль – а что, если бы он ее поцеловал? И эти его руки, с такими изящными, но крепкими запястьями, с длинными красивыми пальцами…
Мотнув головой, Льер отогнала внезапное наваждение и, не говоря ни слова, поспешила к дому.
Это все весна. Тонкий, невесомый аромат просыпающейся земли в звенящей тишине. Соловьиные трели, плывущая в пуховых облаках круглая луна. И звезды, низкие, яркие, словно золотые яблоки, что светят по ночам в окно и мешают спать.
Глава 3
Прошло еще два дня. Зеленые носики тюльпанов уверенно тянулись к солнцу. Надежда на то, что все завершится хорошо, таяла как последний ноздреватый лед.
Шедар никогда не женится на ней. Будет здесь держать… скажем, как заложницу. Чтобы было чем потрясти перед носом у короля Ависии.
Время застывало солнечными каплями, и Льер казалось, что и сама она умерла, и только некие высшие силы заставляют ее каждый день вставать, умываться, съедать скромный завтрак. Тело – не тело, а деревянная кукла с шарнирами. Хорошо, что движется. А внутри все отмирает, леденеет, пластами отваливается в кромешную пустоту, оставляя только один вопрос – зачем все это?
Зачем все это Шедару, уже сто раз мог отделаться.
Зачем все это Льер, дурацкая корона, золотой обруч на голове, иллюзия свободы. Там, у отца, она была как в клетке. Вырвалась, чтобы тут же угодить в новую.
Букетик подснежников, поставленный в низкую вазочку, начал вянуть, и от вида умирающих цветов словно кто-то дергал суровую нитку, которой было прошито сердце. Льер отчаянно хотелось домой, в Ависию. Она перестала понимать, почему помогала Ксеону. Чем было плохо остаться просто ненаследной принцессой?
К вечеру третьего дня Льер захотелось напиться и забыться, хотя бы на одну ночь. Она позвала служанку и, не поворачивая головы, процедила:
– Принесите мне вина.
Женщина безмолвно удалилась, а Льер так и осталась сидеть, глядя в окно. Там, за стеклом, весна вступала в права, все было живо, ярко. Здесь… замершее время, ожидание, ставшее лучшим наказанием для той, что помогла узурпатору.
Льер не обернулась, когда стукнул поднос о столешницу. Подождала, пока скрипнет закрываемая дверь, и только потом поднялась со стула. Служанка ушла, но бессменный надсмотрщик остался в