болезнью высушенное. Сосульки грязных волос лицо прятали, прикрывая глаза впалые да губы раскисшие, язвами разъеденные. Пальцы сухие крючковатые в трясучке болезненной за мокрые метки цеплялись, то и дело спасая больную от падения.
Но, несмотря на своё плачевное состояние она не спешила покидать своего укрытия и выходить к людям на обозрение. Она скрывалась и ждала, будто какого-то знамения…
Наконец всё готово было к празднику. Как по заказу прекратил дождик нудный накрапывать, и даже кое-где пробивалось солнышко. Мутно, блекло, но показывалось. Настроение и так приподнятое, повысилось до своих приделов в ожидании. Оно ведь как бывает. Ни сам праздник радует, сколь его ожидание.
Все расселись на брёвна натасканные да девки принялись кормить работников. А там и сами пристроились, только по привычке в сторонке своею кучкою. Но это было лишь в начале праздника.
Опосля того как атаман ватажный как из пацанов старший с ковшом медовухи в руках поздравил девок с праздником да предложил выпить за каждую назвав всех до одной не простецкой кличкой, [27] а по полному, [28] все дружно встали да выпили.
Ещё закусить не успев, девки завели песнь величественную – восхволялку [29] Матери Сырой Земле. Песнь невесёлая, но торжественная. Обо всём бабьем племени людей на свет рожающих. Пока девки пели, пацаны ели.
Опосля второй да третьей среди ватажных, говор пошёл живее. Языки расплелись, полегчали да голоса повысились. Шутки, прибаутки, рассказики в виде слухов «проверенных», да и просто выдумок откровенных и не всегда скромных да не при детях сказанных. Девки пацанов нагнали быстренько. Много ли им надо худосочным да не раскормленным.
Зорька, она же по полной Заря Утренняя, пила мало, ела не больше выпитого. Требовалось статус блюсти, следить за правильностью происходящего. Только несмотря на это она всё же упустила одну деталь существенную. Нежданно-негаданно в их коллективе прибавилось. Появилась девченюха неприметная. Подсела явно под мороком. Оттого на неё невзрачную никто не обратил, внимания, а коли и видели то тут же забывали о её существовании. Она не пила ни ела, а лишь сидела скромницей ликом поникшая.
Когда все поели да разогрев пошёл, Зорька, не стараясь даже переорать гомон, что творился вокруг, просто завела песенки. Эдакие шутейки-прибаутки [30] короткие про злодейку Кумоху ненавистную. А вскоре уж все как один горланили эти прибаутки незамысловатые знакомые каждому с детства раннего. Рифмованные и не очень, ругательные да частенько матерные четверостишья складные про «Кумоху – кривожопу, чтоб ей пёрнув улететь».
Наконец Зорька вскочила с бревна звонко выкрикнув:
– Айда Кумоху гонять!
Девки разом завизжали, пацаны свист устроили да с этим гомоном оглушительным все бегом, вприпрыжку через брёвна под ногами перескакивая, кинулись в банный шалаш устраивать праздника продолжение.
Внутри уж было жарко натоплено. Девки с малышнёй своей кучкой в глубине строения устроились. Пацаны по краям у входа «кости бросили», прихватив