теперь могут просить покрова Божия, защиты Господа. А обобщает все заповедь Сына Божия – любить и Бога, и врага. В псалме возвещаются евангельские истины и восхваляется Церковь Бога Живого.
Душе, отлетевшей от тела, трудно быть одной после широкого земного человеческого общения. Поэтому чтение семнадцатой кафизмы как бы растворяет это одиночество, успокаивает душу, вселяет надежду на лучшую участь.
Вот такие мысли пришли мне, когда я самым внимательным образом прочитал около усопшей старушки кафизму со 118-м псалмом. Подобного глубокого чувства я ранее никогда не переживал. Видимо, человеку нужна соответствующая обстановка, чтобы он смог понять истины, заложенные в Евангелии или Псалтири.
На какое-то время я прервал чтение Псалтири, потому что мышление мое совершило неожиданный поворот, навеянный, видимо, всем предыдущим состоянием моей души: «Вот умерла еще одна старушка, а где-то умерли более молодые люди. Все они словно возвратились в родной дом. А мы сидим здесь. Прямо как в басне, в которой павлин с перьями своими величался пред другою птицею без перьев. А как пришла пора лететь, та птица улетела, а павлин остался на месте, только вслед посмотрел. Разве это не похоже на мою сегодняшнюю ситуацию? Умершая бабуся к небу полетела, а я, ее родственники тут сидим… Мы привыкли шаблонно думать: умер человек, не стало. А он и не думает переставать быть. И все так же есть, как был недавно накануне смерти, только ему хуже было, а теперь лучше. Просто его не видно. Бабушка усопшая жива, только перешла в другую комнату. И ходит, наверное, в другой одежде.
Как отмечал еще святой Феофан Затворник, «к готовому смерть никогда не приходит рано». Вот и Полина Федоровна прожила долгую жизнь, прежде, чем покинуть этот мир. Но зачем ей понадобилось умереть именно здесь, в этой деревне? Да и похоронить потребовала на кладбище рядом с родителями! Не все ли равно, где похоронят человека? Душе нет никакой разницы от места захоронения тела. В час смерти все покинет человека: в мире останутся богатство, разум, хитрость, премудрость, друзья, родные. И никто из них уже ничем умершему не поможет. Только один Господь поможет, если в жизни была на Него надежда. Один Христос, если верили и надеялись на Него, не оставит нас тогда…»
Дочитав Псалтирь до конца, я как-то размяк, расслабился, словно выполнил тяжелую работу. Понемногу светало, и это несмотря на то, что за окном по-прежнему сильно мело – снег летел стремительно, закрыв собою все мало-мальски видимое земное пространство. Контур дороги, еще вчера едва различимый, совсем растворился в снежном месиве, поэтому речи не могло быть, чтобы вывезти почившую для отпевания и захоронения. Родственники Полины Федоровны выглядели расстроенными – погребение откладывалось еще на сутки. Даже если грейдером очистят дорогу, то случится это не ранее, чем во второй половине дня.
Все – Наталья Федоровна, родные, близкие – были благодарны мне. Напоив крепким чаем с баранками, предложили угостить кое-чем покрепче, но я отказался – последние дни поста наиболее строгие.
Вернувшись домой, я прилег на кровать