она деликатно заметила, уж лучше поздно, чем никогда.
Разумеется, я проштудировала оба тома подробнейшим образом и настоятельно рекомендовала второй том Лёне Тишкову, чтоб он хотя бы разобрался, какой у него тип Нефритового Жезла – “тянь”, “ли”, “дуй”, “чжэнь”, “сунь”, “кань”, “гэнь” или “кунь”?
– Лично я совсем уже Рычащая Тигрица, – я рапортовала Ирке.
– А Дракон – Парящий? – она спрашивала строго.
На выставку “В поисках чудесного”, раскинутую Лёней на четырех этажах Музея современного искусства в Ермолаевском переулке, Мелдрис прихватила новое свое грандиозное свершение – книгу, раскрывающую тайну эротической вселенной:
– Всего семьсот рублей, и эта песнь тантрического искусства сублимации, ведущей к пробужденью Кундалини и окончательному созреванию шишковидной железы, вознесет вашу с Лёней сексуальную жизнь вообще на недосягаемую высоту!
Я страшно обрадовалась, а Лёне было жалко семьсот рублей, он запирался и увиливал, твердил, что у него уже есть книга и вообще он не сторонник научного подхода в этом вопросе, а – как пойдет, так и пойдет.
– Учти, – грозно сказала Ира, – если ты будешь тормозить исследование новых граней эротических переживаний, то получишь Стюарта в подарок.
И Лёня, памятуя о ее извечном бессребреничестве, со вздохом полез за кошельком.
Что ей совсем не удавалось – это обогатиться. Хотя она с энтузиазмом бралась за любые, казалось бы, фантастические проекты, засучивала рукава и направляла туда колоссальные потоки энергии.
“Мои любимые родители! – пишет она из Лондона в 1999-м. – Хотите – верьте, хотите, нет, но как назло эта неделя была просто сумасшедшая. Из офиса не вылезала, зато написала самую крупную в своей жизни работу – целых пятнадцать страниц – проект сценария по одной очень необычной книге. Вчера, побожившись закончить, спала в офисе на полу, т. к. вернуться домой не успевала. Жаль, не могу вам послать копию, чтобы вы читали знакомым и гордились…”
“Хорошие новости! «Русский бунт» снова запустили в производство. Да здравствует российский кинематограф! Да здравствует его техническое несовершенство! Два дня отпахала с Эдуардом в монтажной, а по вечерам хронометрирую и перевожу видеокассеты с записью роликов к программе «Сам себе режиссер». Такая нудная механическая работа, зато, глядишь, с долгами расплачусь и на билет в Москву накоплю – если получится, в мае, чтобы и в Коктебель съездить на недельку…”
“В конце прошлой недели закончила, наконец-то, безумный перевод про летающие тарелки. Дался он мне, конечно, нелегко, в глазах до сих пор что-то двоит, как при астигматизме…”
“Еще рано загадывать, но, по-моему, Карен нашла мне дополнительную работу в маленьком американском книжном агентстве…”
Едва-едва добрел, усталый, до ночлега… И вдруг – глициний цвет!.. – вспоминается Басё, когда я думаю о ней.
“На дворе полночь, завтра вставать в пять утра, переводить для Эдуарда с семи, чтобы к часу дня