их регулярно обтачивали на шлифовальном кругу, учуял покорность Куойла, догадался, что тот сделан из мягкого масла, которое легко намазывается на хлеб.
Сам же Куойл, блуждая взглядом по стенам, остановился на гравюре, покрытой пятнами плесени от сырости. Шероховатое лицо, глаза – как стеклянные шарики, бахрома волос, выбивающихся из-под воротника и каскадом ниспадающих на его жестко накрахмаленный сгиб. Интересно, кто это в треснутой рамке? Дедушка Панча? Он стал думать о предках.
– У нас семейная газета. Мы специализируемся на оптимистических сюжетах с общественно значимым уклоном.
«Мокинбургские вести» печатали льстивые истории из жизни местных бизнесменов, короткие биографии народных любимцев. Тонкие страницы газеты были набиты головоломками и конкурсами, сводными колонками, сенсациями и комиксами. В каждом номере печаталась шутливая анкета: «Являетесь ли вы потенциальным алкоголиком?»
Панч вздохнул, делая вид, будто принимает важное решение.
– Поставлю тебя на обзор городских новостей – в помощь Элу Каталогу. Он введет тебя в курс дела. Задания будешь получать от него.
Зарплата предполагалась жалкая, однако Куойл этого не знал.
Эл Каталог, человек с лицом, похожим на заячью морду, обросшую щетиной, и лоснящимися губами, ногтем поставил галку в списке заданий. Его взгляд со скоростью пневматического молота метнулся к подбородку Куойла и обратно.
– Ну что ж, собрание педсовета по планированию – то, что нужно для начала. В младшей школе. Не хочешь сгонять туда сегодня вечером? Посидишь на детских стульчиках. Опишешь все, что там будет, и напечатаешь отчет на машинке. Максимум пятьсот слов. Если хочешь, прихвати диктофон. Принесешь мне свою заметку до полудня. Я сам посмотрю ее, прежде чем передавать тому черному сукину сыну в редакторской.
«Черным сукиным сыном в редакторской» был Партридж.
Сидя на собрании в заднем ряду, Куойл делал записи в блокноте. Придя домой, всю ночь за кухонным столом печатал и перепечатывал снова и снова. Утром, с темными кругами под глазами, взвинченный от кофе, вошел в отдел новостей и стал дожидаться Эла Каталога.
Эд Панч, всегда являвшийся первым, прошмыгнул в свой кабинет, как угорь под камень. Начался утренний парад: сотрудник отдела городских сенсаций, размахивающий пакетом с кокосовыми пончиками; высокая китаянка с налакированной прической; пожилой начальник отдела распространения с руками, будто свитыми из стального троса; две макетчицы; фоторедактор во вчерашней рубашке с пятнами от пота под мышками. Куойл, сидя за столом, пощипывал подбородок, опустив голову и притворяясь, будто правит собственную статью. В статье было одиннадцать страниц.
В десять часов явился Партридж. Красные подтяжки и льняная рубашка. Кивнул, прошагал через весь отдел, сунул голову в нору Панча, подмигнул Куойлу и устроился за дальним столом в редакторском отсеке.
Партридж знал массу всего: что мокрая веревка выдерживает больший груз, чем сухая, что вареное