Странно одевался, не по степным обычаям. Странно говорил тонким голоском с акцентом ранее не слыханным. Имя у мужчины было для них непонятное – Шахран его кликали. И вообще он Райс сразу не понравился, от чего оторва рыжая почитай с первого мгновения как увидела, начала гнобить банщика бедного. Ни разу не упустив возможность в его унижении.
Больше прочего бесило стервочку царственную одна его исключительная от всех особенность. Несмотря на то что в бане все ходили голые, [3] независимо от рода, пола и властного положения, этот представитель ненавистного для неё мужицкого населения всегда в штанах расхаживал как исключение. Притом не в ордынских кожаных, что в натяг носятся, а воздушно-широких матерчатых. В тех штанинах можно было спрятать по мешку с рыбой мелкою.
Подловив это мужицкое «недоразумение» как-то в кольце предбанника, да прижав его к стенке шатровой, девки-подружки угрожая воинственно стали требовать от Шахрана снять штаны немедленно да показать, что он прячет там от глаз их любопытных да подозрительных. Банщик молодой сопротивления не выказывал. Лишь улыбнулся загадочно, даже скорей скривился презрительно, насмехаясь над малолетками. Медленно завязки распустил да уронил штаны на полы песчаные, себя во всей красе пред ними выказывая.
Когда кутырки не узрев там ничего окромя шрама уродливого, с кожей будто воск оплавленный, то некоторое время не дыша пялились, словно их «Кондрат обнял, да отпустить забыл». А как насмотрелись вдоволь на это уродство безобразное, то попытались глазки бесстыжие на лоб вытолкать. Раззявили ротики как по команде кем-то отданной да заверещали дикими бестиями, и не меняя на мордашках выражений до смерти детей перепуганных, во все ноги резвые пустились ябедничать на это безобразие Царице-Матери, что тем временем вела банный приём иностранной делегации. Когда Тиоранта со своими ближнецами, что рядом на приёме с ней сиживали, с великим трудом поняли из их парной истерики что случилось с бедными девами, то царица рявкнула на подружек так, что те разом заткнулись, как и не ревели до этого.
– Да как вы посмели, распутные! – кричала царица на девок пакостных, обихаживая ором их да взором сжигая немилостивым.
Да надолго так разошлась, распекая малолеток бессовестных всё тем же концом да по тому же месту привычному, но Райс к ору мамы уж за детство привыкшая, лишь округлив недоумённо свои глазки голубенькие посмела огрызнуться с негодованием, втискиваясь в одну из пауз в ругани царственной:
– Ну, я же должна была знать в конце концов, что он там прячет в своих штанах немереных.
Конечно же, дева имела в виду не то что другим померещилось. Только при её словах нагло высказанных, подавилась царица на вдохе воздухом забыв выдохнуть от такой обезоруживающей непосредственности да лишилась дара речи не только бранной, но вообще любой. Она желала в целях нравственного воспитания, для начала отсчитать обеих девок как следует за наглость да разнузданность непотребную. Преподав,