пытаются, будто медом намазано.
– Кошмар! – поддержал белесый продюсер.
– Буквально полгода назад в Швейцарии, тишайшей стране… что говорить! – она махнула рукой и развернулась в сторону востроносого статиста. – Але, иди сюда, спаситель!
Голос у нее был сипловатый, будто она день-деньской продавала пирожки на морозе, а не расхаживала по съемкам в дорогом костюме.
Аля наблюдала, как молодой человек что-то рассказывает высокой даме, смущенно улыбается, обаятельно смеется… Еще пару секунд она ждала, что он повернется и укажет на Алю: вот кто вора заметил. Затем поняла, что этого не случится. А ведь эта высокая явно была важной персоной в кино и если бы сейчас Альбина, а не тот статист, стояла бы там и упомянула бы, что она актриса и ищет роль…
– Слушай, а кто это? – дернула Аля за рукав администратора, показав на брюнетку в брючном костюме.
– Катерина Великая. Она же Катерина Жукова, она же генеральный продюсер фильма. М-да, жаль, что не я этого воришку заметил, – администратор поскреб щетину, задумчиво глядя на Жукову и статиста, тот под диктовку продюсерши уже радостно записывал что-то в мобильный (заветный номер режиссера? кастинг-директора?).
Через секунду Жукова отвернулась от спасителя своей сумки и окинула суровым взглядом павильон.
– Почему вообще посторонние на площадке? – рявкнула она. – Почему бардак опять?
Администратор дрогнул, словно она персонально на него рявкала.
– Так, ты деньги получила? Вперед, – зашептал он Альбине и даже стал подталкивать к двери.
– Мне еще поговорить надо… – попыталась задержаться Аля.
– Не мешай работать, – оборвал ее администратор и под руку вывел из павильона.
По аллеям «Мосфильма» гулял ветер октября, настырный и любопытный. Он залез Але под юбку, отогнул полу короткого пальто, ткнулся холодным носом в смуглую шею, а затем бросил Алю и помчался дальше – шелестеть жухлыми листьями под деревьями. От павильона, где были съемки, до проходной идти было минут шесть: шаг левой, шаг правой – и выйдешь в город, нырнешь в обычную жизнь. К съемной комнате на краю Москвы, где старуха-хозяйка шаркает оплывшими ногами, где на обоях выцвели маки, к заурядному кафе, где ее ждут подносы и скудные чаевые… Не хочу.
Она свернула вбок. Мимо бежевой коробки, выстроенной в семидесятые из унылого кирпича, мимо гордого, крупного здания в помпезном сталинском стиле. Мимо граффити с потеками краски на трансформаторной будке, мимо одноместного изумрудного самолета с мятым фюзеляжем, замершего на треугольнике растрепанного газона. Мимо мужчины, катившего на тележке чучело медведя с воздетой лапой… Здесь начиналось движение к удивительному миру, где творцы жонглировали реальностями, развертывая перед зрителями череду невероятных приключений (и чтобы фоном грохотал джаз) – таким был замыслен «Мосфильм» когда-то, девяносто лет назад, когда-то он стартовал, побежал к этой великолепной цели, но увяз, увяз, безнадежно увяз в обыденности. Как Аля увязла. Каждый