и Жукова устроились в креслах и беседовали.
– …Ты уж постарайся, – говорила Катерина Великая своим сипловатым голосом, – сам понимаешь, голубчик, многое зависит…
Тот почему-то морщился, но молчал.
– Детка, скажи Наташе, пусть сварит мне кофе, – обратилась Жукова к Але.
Наташей оказалась дородная буфетчица. Проигнорировав растворимый «Нескафе», она впервые на Алиной памяти извлекла откуда-то сияющую медную турку, засыпала, точно отмерив, кофе и сахар, долила воды ровно на две трети и торжественно водрузила сосуд на заляпанную электроплитку.
– Я знаю, как она любит. Катерина говорит, у меня кофе лучше, чем в Париже!
«Забавно, – подумала Аля, хрустя печеньем, – Катерина – такая большая шишка, а помнит, как зовут буфетчицу. Я вот не помнила».
– И мне можно такого же, как в Париже? – влез Володька-администратор.
– Варю только по спецзаказу, – отрезала Наташа.
Администратор скорчил физиономию и переключился на Алю:
– Отдыхаешь? А я тебя озадачу…
– Ой, нет! Я тут для Жуковой, я уже все, занята.
– Вопрос снят, – поднял руки он.
Пока Володька наливал себе томатный сок, Аля, бросив взгляд за спину, сказала вполголоса:
– Интересная дама эта Катерина.
– Великая? А то.
– Она продюсера зовет «голубчик»! Политес в мармеладе.
– Как же, политес! Ты сама не вздумай Голуба так назвать. Взбесится.
У Альбины зазвенел телефон, она отошла в сторону.
– Привет! – это был Юра, он же черноголовый Рекс. – Как насчет завтра вечером?
– Сложный вопрос…
Завтра она будет безработна и свободна, как птица, но! Рекс? В один из дней Аля сунулась снова в тот павильон, где снимался Руманов. Р.Р. там уже не было и декорация стояла другая, а волнение от близости звезды еще давало о себе знать – как дымный шлейф от костра, уже скрывшегося за окном едущего вагона. От Юры шлейфа не было.
– Молчишь… Видимо, ты решаешь, не отказаться ли от приема у королевы. Облегчу выбор: завтра мы пойдем на концерт и там… будет кое-кто, кого ты знаешь.
– Кто же это?
– Увидишь. Кое-кто из ВГИКа.
Перед Алей промелькнуло воспоминание: быстрый высокий голос, белые кроссовки на длинных ногах, большущие, как у куклы, голубые глаза.
– Вы поступали вместе, – добавил Юра.
– Хм, кажется, я знаю…
Она забыла про Юру через секунду, но зато погрузилась в воспоминания о съемках с Румановым, которые она наблюдала. Полгода назад, весной, была неделя – незадолго до школьной премьеры «Ромео и Джульетты», после разрыва с бойфрендом – когда Аля смотрела фильмы Руманова по две штуки в день. Бойфренд (Аля-то думала: «любовь моя») приревновал ее к напарнику-Ромео. Сказал: или я, или премьера. Исход был предсказуем… Затосковав, Аля ушла в кинозапой и главным героем ее сна наяву стал Руманов. Он менялся от фильма к фильму, он не мог наскучить, и он всегда был рядом.