прохаживаясь, копировала актеров с экрана – за что получала восхищенные ахи и аплодисменты.
Чащин замурлыкал и ответил тоже цитатой:
– Знойная женщина, мечта поэта!
Все же поклонники – вещь совершенно необходимая для актрисы, особенно для звезды, думала Аля. Вроде бы необязательная штукенция, но очень украшающая – как сумочка. И как сумочек, поклонников у актрисы должно быть много! Кажется, что-то такое говорила Изабелла Юрьевна, актриса ярославского драмтеатра, преподававшая в их театральной студии, – говорила с легкой усмешкой на окрашенных багряной помадой губах, делая паузы и бросая взгляд куда-то вдаль, словно вспоминая свое бурное прошлое и ушедшую красоту. Сейчас Свирская чувствовала себя не просто актрисой, а сумасбродной, шикарной кинодивой, облокотившейся на резиновый поручень эскалатора ручкой в атласной перчатке.
– Как там дальше было? Провинциальная непосредственность. В центре таких субтропиков уже нет, а на периферии еще…
– Что-о? – воздела зонт Свирская.
– Не бейте меня по голове, это мое слабое место!
– Муля! Не нервируй меня.
– Что вы на меня так смотрите? – парировал Чащин. – На мне узоров нету и цветы не растут.
– Я помню вас еще ма-аленьким, розовым, как поросеночек. И вот этот поросенок рос, рос, и выросла такая большая…
Чащин, стоявший на ступеньку ниже Али, вдруг шагнул вверх, к ней.
– Эй! – заволновалась Альбина. – Туда не ходи, сюда ходи. Снег башка попадет!
Их плечи на секунду соприкоснулись, Аля отстранилась.
– Счастье вдруг… в тишине! – запел Чащин, делая широкий жест, – …постучалось в двери! Неужель ты ко мне – верю и…
– Не верю! – припечатала Свирская и шагнула назад, на ступеньку выше.
– Хм. Придется переквалифицироваться в управдомы, – вздохнул Юра.
– Заметьте, не я это предложил!
– Донна Роза, я старый солдат… и не знаю слов любви…
Чащин снова поднялся к ней на ступеньку. Наклонился, чтобы ее поцеловать.
Как невидимая дрожь звонка прошла между ними. Аля тут же сделала шаг назад.
– Иди отсюда, мальчик, не мешай, – сказала она.
Несколько стуков сердца он глядел ей в глаза.
– Это из «Бриллиантовой руки», между прочим, – добавила Аля.
Ей казалось, что поручни разогреваются, а эскалатор направился к центру Земли. Затем Чащин отвел взгляд в сторону. Рассерженный, он выглядел взрослее (и ему это шло).
– Да… классика. Кстати, ты не сказала, как тебе Гондри?
Аля что-то ответила, он что-то сказал… Она ждала, что внизу они распрощаются и покончат с этой неловкой ситуацией, но Юра, перекрикивая вой уходящего поезда, предложил ее проводить.
– Нет, не надо! И не так уж поздно, и…
– Абсолютно верно, всего лишь полночь! Ладно, я пошел. Тебе туда? – он указал на левый путь. – А мне в другую сторону.
И как только он исчез за облицованным гранитом пилоном, Але стало жаль – жаль его и жаль его ухода.