не представлял, – кто это, маленький мальчик или мудрый старик с таким проникновенным, спокойным и удовлетворенным лицом? Валентин не знал, не замечал, а оказывается, он тоже плакал; случайно встретился вдруг с глазами тещи, и та не выдержала, отвела взгляд, – она тоже сидела ни жива ни мертва.
Вдруг он грубо отстранил Любу, поднялся и, наталкиваясь на удивленные взгляды окружающих, вышел из комнаты. На кухне сел на стул, сдавил виски руками. Кто-то встал рядом с ним. Валентин покосился: Саша. Вот кому он вдруг оказался рад.
– Он что, упал? – спросил Валентин.
Саша кивнул:
– Выпал из коляски на балконе. Ударился виском о кирпич.
(Этот кирпич, лежавший на балконе, они использовали как груз при засолке огурцов.)
– Так я и знал… – Валентин поднялся и выглянул на балкон. Там по-прежнему стояла коляска, кругом валялись цветы. Валентин вышел на балкон. (Сколько раз ругался Валентин с Любой и матерью, что они оставляют Серенького одного в коляске, без присмотра, а вдруг проснется, встанет, потянется к балконным цветам и выпадет из коляски?!) И неожиданно почувствовал нестерпимое желание, почти жжение внутри: прыгнуть вниз. К черту все! Но даже если б и решился – ноги подвели бы его, и так они были тяжелые, а тут, как ощутил, что это вот здесь, вот тут все происходило, – совсем перестали слушаться, будто их приварили к полу. Постоял здесь. Посмотрел. Подумал. А думать нечего – одна пустота в душе.
– Ладно, хватит тебе там, – сказал Саша почти грубо: не понравилось ему лицо Валентина… – Иди, иди, – тем же тоном, грубым, приказывающим, добавил он и, когда Валентин вошел, плотно прикрыл за ним дверь.
– Как же эти дуры… – пробормотал Валентин. – Куда смотрели?..
– Теперь поздно… Понадеялись друг на друга – не углядели. Выпьешь?
– Не хочу.
– А я выпью. – Саша достал из холодильника распечатанную бутылку водки, налил себе в стакан. Выпил.
Сидели молча. Валентин морщился, мял лицо руками, тер виски.
– Слушай, ну как же так?! – спросил он; в глазах его загустела такая тоска, что Саша не выдержал, отвернулся.
– Недосмотрели, – только и ответил. – Теперь что? Теперь поздно. Как же мне напиться хочется!
– Пойду я, – сказал Валентин.
Когда он появился в комнате, разразились рыдания – это не выдержала Любина крестная, бросилась навстречу Валентину:
– Валя! Валечка! Да как же мы теперь жить будем? Что делать без Сереженьки?..
…Ночью, сам не зная почему, когда Люба молила о прощении, безумная, родная, он ударил ее, очень сильно, и сам чуть не заплакал. А она будто ждала, что он еще будет бить ее, смотрела на него умоляющими, горестно горящими глазами, но он больше не слушал ее, не смотрел.
Встал и ушел к сыну. Вскоре Люба не выдержала, пришла.
Сидели вдвоем, ночью, у гроба. Плакали.
Мать с Вероникой спали на кухне. Остальные уехали.
Познакомил их Константин. Как-то звонит Валентину