поливать на него.
Удивительней всего: Гурий не только очнулся, но стал ловить струю воды пересохшими губами (с похмелья был), и Ульяна, осознав это, сразу забыла про свой испуг и еще больше взбеленилась:
– А, опохмелиться охота? Головушка забубенная болит? Ножки не держат? Ну, я опохмелю тебя! – и, сняв крышку с чайника, окатила Гурия с ног до головы холодной водой.
Вот уж когда он очнулся враз и полностью! Вскочил на ноги как ошпаренный.
– Ты чего? Что? Чего? – вытаращив глаза, бормотал Гурий.
Ульяна стояла чуть в стороне, смотрела на него насмешливо-холодными глазами и качала в презрении головой:
– Ты посмотри, на кого ты похож! Черт в окаянную ночь – и то краше! Посмотри, посмотри, полюбуйся на себя! – и, схватив за руку, потащила к зеркалу в прихожую.
Да, вид у Гурия был неважнецкий: растрепанные волосы, желтушное лицо, черные круги под глазами, сине-запекшиеся губы, затравленный взгляд… И как смотрит-то на себя? Исподлобья, недоверчиво, будто сам не может понять: он ли это, его ли это рожа в зеркале?
– Хорош, хорош, нечего сказать, – прокомментировала картину Ульяна.
А Гурий ведь опять ничего не говорил, молчал.
– Ну так вот тебе мой сказ, – жестко, решительно произнесла Ульяна, – еще раз повторится – выгоню! Напьешься или из дома пропадешь, мне все равно, – выгоню, и точка!
Гурий продолжал исподлобья смотреть на себя в зеркало. Так же исподлобья взглянул и на жену.
– Чего смотришь? Не понял меня? – в упор спросила Ульяна.
Гурий кивнул: понял. Хоть кивнул – и то ладно. Ульяна удовлетворенно хмыкнула:
– То-то! – и тут же подтолкнула в спину младшего сынишку, который продолжал вертеться около них: – А ты иди, ступай к себе в комнату, играй. Нечего под ногами у взрослых путаться.
– А ты папку не обижай! – вступился было за отца Ванюшка.
– Я вот тебе сейчас покажу: не обижай! Я тебе сейчас… – Ульяна стала оглядываться по сторонам, как бы ища ремень или плетку, чтоб хорошенько проучить маленького защитника: не лезь, мол, не в свое дело…
– Думаешь, я ремня испугался? – отважно спросил Ванюшка.
– Ладно, иди, иди, – погладил его по голове Гурий. – Поиграй пока… Чего ты…
– Папа, ты сколько раз обещал в шахматы научить… Научи, а?
– Сейчас, что ли? – поморщился Гурий: голова трещала ой как…
– И то верно: научил бы пацанов играть, – заметно смягчила гневный тон Ульяна. – Парнишки тянутся к тебе, а ты…
– Ладно, пойдем, – согласился Гурий и шаркающей походкой, как старик, поплелся с Ванюшкой в детскую комнату.
Между прочим, в тот день Ульяна сжалилась над Гурием – за обедом сама налила ему стопку:
– На, опохмелись, христовый.
Гурий недоверчиво скривил губы в улыбке: то ли радостная получилась улыбка, то ли заискивающе – подобострастная.
Выпил, посветлел лицом, помягчел душой.
Да, хороший в тот день обед получился: вся семья за столом сидит, все едят весело, с аппетитом. Раньше так часто