и при каждой группе находился один, а то и двое в балахонах, с жезлами. Ни разу не появился одинокий прохожий. Временами между группами происходил как бы обмен: когда идущие проходили мимо стоящих, от группы мог отделиться один или несколько и присоединиться к стоящим, а кто-то из тех – наоборот, примкнуть к идущим и уйти с ними. Можно было бы подумать, что улицу заполняют переодетые солдаты, отвыкшие передвигаться вне строя, если бы люди не шли так нестройно, без всякого порядка, оставаясь просто кучкой, в которой каждый старался пробраться поближе к середине. Но вообще прохожих было немного, город не производил впечатления густонаселенного; так бывает в жаркие летние дни, когда все, кто может, бегут подальше от асфальта. Однако можно ли было тут мерить мерками Земли? Изнов опять пожал плечами: со временем, надо полагать, поймем и это – если оно будет, конечно, время… Прохожие на высоких тротуарах находились почти на одной высоте с терранами, и посол поймал взгляд зеленых немигающих глаз одного из стоявших у сетки синериан, одетого, как и большинство, в тусклый комбинезон, почти неразличимый на фоне стен. Во взгляде было усталое превосходство. «Всерьез они, что ли, все это принимают? – подумал Изнов. – Дураки…» Телегу тряхнуло на выбоине; стоявший рядом палач в цилиндрическом, закрывавшем все лицо, кроме глаз, уборе испуганно ухватился за плечо Изнова и что-то мелко прокашлял: извинялся, как посол скорее угадал, чем понял. Слабо знали язык они с Федоровым, слабо… Изнов все же попробовал издать несколько «кхе-кхе» в нужном ритме и с соблюдением интонации, чтобы выразить формулу прощения. Что-то, наверное, получилось – в глазах палача, тоже зеленых, мелькнуло выражение благодарности.
Подумав о языке, Изнов стал пытаться прочитать что-нибудь из тех надписей, что украшали стены вперемежку с богатырями. Телега ехала медленно, и на этот раз удалось разобрать кое-что, тем более что тексты часто повторялись. Сначала повезло прочитать самую частую, трехчленную надпись. Она гласила: «Часть лучше целого. Часть важнее целого. Часть больше целого!» «Может быть, я что-то не так перевел? – подумал Изнов. – Надо запомнить транскрипцию, потом спрошу, хотя бы у старика…» Другая повторяющаяся надпись была: «Читай Кодекс! Знай Кодекс! Исполняй Кодекс! Все в Кодексе, и ничего вне его!» «Да, не лишено любопытства все это, – подумал Изнов, – что же, тем интереснее будет потом разобраться». Третья надпись гласила: «Кто верит – живет!» Четвертая, едва ли понятная, невзирая на краткость: «Экха – миф!» Что такое «экха», Изнов перевести не смог; когда он занимался языком, такого слова ему не попадалось. В Федерации Гра были только синерианские газеты и немного книг, а в них такого слова не встречалось.
Надписи надоели; Изнов поднял глаза еще выше. Зеленоватое небо местами пробивалось сквозь плотный пух облаков. Наверное, в ясные дни смотреть на него бывает так же весело, как на земное, голубое, высокое. Наверное, и под этим небом…
Мысль прервалась. Что-то произошло на улице. Ничто вроде