с половиной раза. Полноценно – один. Отжимания на руках от земли тоже не порадовали – что-то около четырех раз.
«Все ясно с вами, сэр! Извольте в течение месяца делать по одному подходу к “снаряду” каждый час. Потом посмотрим на результаты. А сейчас поехали собирать информацию».
– Деда, а почему про Андрея говорят, что он в бою страшен?
– Да потому, что и вправду страшен, – чувствовалось, что деду, разомлевшему на солнышке, не очень хотелось общаться, но Мишка решил проявить настойчивость.
– А чем страшен? Деда, ну расскажи! Ну что тебе, жалко?
– Вот пристал, репей. У него и спроси. Кхе! Он тебе и расскажет – заслушаешься!
– Деда, я же не как бабы у колодца – для сплетен, я – для дела.
– Это для какого ж дела?
– Ну, если он такой воин хороший, то, может, меня чему-нибудь научит?
– А с чего ты взял, что он хороший воин? – дед потихоньку все-таки начал втягиваться в разговор.
– Ты же сам сказал, что он в бою страшен.
– Страшен – не значит хороший. Вон у нурманов есть воины, берсерками называются, в бою в бешенство впадают. На них тоже смотреть страшно: рычит, как зверь, изо рта пена лезет, край щита зубами грызет. А Пимен – десятник одному такому как врезал снизу сапогом по щиту, так этому берсерку окантовка в рот до самых ушей въехала. Сразу страшным быть перестал. Прилег на травку и о чем-то своем, нурманском, задумался. Тихий стал, ласковый. Так и помер в благости, сердешный.
– А Андрей?
– Андрей – другое дело. Во-первых, сила у него непомерная. Ты не смотри, что он не самый высокий и не самый широкий в плечах, хотя и не худосочный. Сила не всегда снаружи заметна. Меч его видел? Таким только двумя руками ворочать, а Андрюха им одной рукой, как прутиком, помахивает. А во-вторых, на лицо его глядел? Всегда спокоен, ни радости, ни злости – ничего. А в бою вообще затвердевает, как у идола деревянного на капище. И вот это действительно страшно. Ни с каким берсерком не сравнишь. Смотрит на тебя и вроде не видит, а как мечом махнет – смерть! Не дай бог в бою ему в лицо посмотреть, даже своим жутко бывает, хотя и привыкли, а уж ворогу… Случалось, наскочит на него какой молодец, глянет в лицо и оторопеет: застынет – ни рукой, ни ногой не пошевелить. Андрюха, правда, таких не убивал, плашмя глушил.
– Так он хороший воин?
– Очень хороший, и научить может многому, но учиться у него трудно.
– Потому, что не говорит, словами объяснить не может?
– Нет.
– А почему?
– А вот попроси его тебя поучить, сам увидишь.
– Деда, попроси его ты, он тебя послушает, а если я попрошу, может и не захотеть. Вон он как раз едет.
– Ладно. Андрюха! Вот Михайла просит его воинскому делу поучить. Возьмешься?
Немой лишь слегка повернул голову на дедов голос. Услышав вопрос, коротко кивнул и поехал дальше, как будто ничего и не было.
– Деда, чего он?
– Согласился.
– А когда учить будет?
– Не знаю. Ни когда учить станет, ни чему учить.