из всей этой компании один Сьенфуэгос был из рабоче-крестьян, а остальные все адвокаты да инженеры, как всегда. Между прочим, именно Сьенфуэгос…
В следующие полторы минуты я очень много узнал про Камилло Сьенфуэгоса – веселый был человек. Что всем известен кадр кинохроники, где повстанец под обстрелом кидает во врагов коктейль Молотова – так вот, это именно Сьенфуэгос его и кидает. И народ его очень любил. И что очень жалел о его гибели в авиакатастрофе, слагал песни, поэмы, называл его именем улицы и мосты.
– Собираешься книжку про Кубу написать? – поинтересовался я. – А как же «Попутный пес»?
– Что? Какой еще пес?
– Да не, ничего. Я думал, ты книгу сочиняешь…
– Я не собираюсь книгу писать, – ответила мама строго, – а вот о диссертации подумываю. Я же кандидатскую по Латинской Америке защищала, теперь думаю специализироваться. Понимаешь, мне как филологу чрезвычайно интересно сравнить литературу непосредственно кубинскую и литературу, порожденную Кубой. Полагаю, это одна из последних возможностей…
– Про Кубу пишут книги?
Мы обогнали похожий на расплющенную лягушку лоурайдер апельсинового цвета, в машине сидели две толстых белых тетки в тельняшках.
– Еще как. Пишут. Правда…
Мама притормозила. Воздух в машине приятно колыхнулся. Уже оранжевый лоурайдер обошел нас справа, муха ушиблась о лобовое стекло. Муха могла в биоскоп. Муха по-сербски… Муска, наверное.
– Правда, тематика несколько ограничена, – сказала мама. – Одни пишут про любовь под развесистой гуавой, другие про «до чего довели страну эти проклятые комуняки». Первые – те, кто сюда приехал, вторые – кому удалось сбежать. И над теми и другими распростер свои крылья магический соцреализм.
Понятно, подумал я. Великанова любит такие книжки, отец – садист, районный алькальд, торговец черным деревом и душитель свободы, мать по вечерам пляшет сальсу на авениде и торгует пластиковыми бубнами, вчера дед поймал престарелую русалку, посадил на цепь и заставил крутить сигары. Песнь козла, и нет ей предела.
– Понимаешь, это все безумно интересно, если сравнивать, допустим…
Муха потеряла сознание и скатилась по внутренней глади лобового стекла. Несчастны дети, выросшие в семье филолога, с юных лет их сознание изуродовано глубоким пониманием мировой и отечественной культуры и прочей духовностью. Куда бежать?
Кем я мог вырасти в такой ненормальной атмосфере? Мальчик из хорошей семьи, еще в младенчестве вписан был в Семеновский лейб-гвардии ЕИВ полк… то есть на скрипку меня отдали, на скрипку. Впрочем, сии муки разрешились для меня вполне благополучно, в первом классе я сломал мизинец на левой руке, счастливо развившаяся контрактура лишила меня блистательных перспектив. Бабушка не находила места от горя, отец, раз уж пошли переломы, предлагал бокс, мама не теряла надежд хотя бы на контрабас. Я выбрал бокс.
– Какой полк? – мама поглядела на меня.
– Что?
– Ты про какой-то полк говорил.
Ну