глубоко, что прямо-таки по-женски. – Это прозвучало почти одобрительно.
– Ты мне поможешь?
– Я твой друг. Только не втяни меня во что-нибудь грязное.
– Она хорошая женщина, а я не смог найти ее ребенка. Вот так.
Они помолчали.
– Джонни Мерримон, – первым заговорил Хант. – Узнаешь его, если увидишь?
– Увижу ребенка – буду знать, что это он.
Хант кивнул.
– За мной должок.
Он повернулся, но Тейлор остановила его.
– Должно быть, она – нечто особенное.
Замявшись на миг, Хант все же ответил – причин лгать он не видел.
– Они оба особенные. И она, и ее сын.
– Не хочу ничего сказать против, но почему?
Хант подумал о парнишке, пытающемся по-своему защитить мать, которую не желал защитить никто другой. Представил, как он покупает продукты в шесть утра, как швыряет камень в окно, и не один раз, а пять, только для того, чтобы отогнать Кена Холлоуэя от своей матери.
– Я видел их в городе еще до того, как это все случилось. Они всегда были вместе, все четверо. В церкви. В парке. На концертах. Чудесная семья. – Он пожал плечами. Оба понимали, что еще многое осталось несказанным. – Не люблю трагедии.
Тейлор невесело рассмеялась.
– Что? – спросил Хант.
– Ты – коп. У нас всё – трагедия.
– Может быть.
– Да, верно, – недоверчиво повторила Лора. – Может быть.
Укрывшись на темной дорожке в сотне ярдов вниз по улице, Джонни наблюдал за отъехавшей от дома машиной Ханта и пригнулся, когда она промчалась мимо. Однако то место, где обычно парковалась мать, было занято. Обе машины – седан Ханта и патрульную с выключенной мигалкой – он успел заметить едва ли не в последний момент. Джонни пожевал ноготь, и на зубах заскрипел песок. Ему всего лишь хотелось посмотреть, как там мать. Заглянуть одним глазком. Но эти копы…
Чтоб их…
В доме, возле которого припарковался Джонни, жила старая пара. В теплые деньки муж сидел на веранде, покуривая самокрутки и наблюдая за женой, трудившейся в саду в выгоревшем платье, скрывавшем столько набухших синих вен, сколько просто не могло иметь обычное человеческое тело. Но они всегда улыбались и махали, когда он проезжал мимо на велосипеде; старик демонстрировал при этом потемневшие зубы, а женщина – испачканные в земле руки.
Джонни выбрался из машины и закрыл дверцу. Темнота полнилась звуками: шорохом листьев, шумом дождя, кваканьем древесных лягушек и хрустом гравия под колесами еще одной машины, свет фар которой мазнул стену приземистого коттеджа на спуске с холма. Пригнувшись, он проскользнул сбоку от коттеджа и направился через задние дворы к своему дому – мимо навесов, от которых тянуло запахом скошенной травы и гнили, и опасно накренившегося батута с ржавыми пружинами. Нырял под бельевые веревки, перелезал через заборчики и даже успевал замечать соседей, которых едва знал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив