они тебя испортили. И похоже, я продолжал тебя баловать. Но для всех рано или поздно наступает пора, когда приходится взрослеть. Полагаю, для тебя она наступила. Генри – не твоя собственность, и ты должна его отпустить.
Она ушам своим не поверила. В чем он ее обвиняет!
– Я и не считаю Генри своей собственностью. Ты оскорбляешь меня. Он уже самостоятельная личность, и это я сделала его таким. Но ему всего восемь лет, он еще совсем маленький. Ему нужен дом. Ему нужны мы. Он должен находиться в привычной обстановке, чувствовать себя в безопасности, ему нужен его Му под подушкой. Его нельзя отсылать в интернат. Я не хочу, чтобы он уезжал.
– Это я знаю.
– Он слишком мал.
– Но ему надо расти.
– Он не должен расти вдали от меня.
Эдмунд молчал. Вирджиния чувствовала, что потерпела поражение, к глазам у нее подступали слезы. Чтобы скрыть их, она отвернулась от мужа и подошла к окну. Прижав лоб к холодному стеклу, она невидящим взглядом смотрела на деревья за окном.
Молчание длилось долго. Но вот Эдмунд снова заговорил, как всегда спокойно и рассудительно:
– Темплхолл – хорошая школа, уверяю тебя, Вирджиния, и Колин Хендерсон – хороший директор. Детей там не муштруют, а учат работать. Жизнь теперь трудная, и Генри предстоит ее прожить. Наших мальчиков ждет жестокая конкуренция, и чем скорее они поймут это и научатся не пасовать перед трудностями, тем лучше. Подумай, Вирджиния, прошу тебя! Постарайся взглянуть на все это моими глазами. Генри слишком полагается на тебя.
– Я его мать.
– Излишней опекой ты задерживаешь его развитие. – С этими словами Эдмунд спокойным шагом вышел из библиотеки.
7
Генри шел домой. Улицу еще заливал золотистый солнечный свет, но было уже около шести часов, и прохожие почти не попадались – все ели у себя дома. Генри представил эту картину: у кого-то на столе тарелка супа, за ней последует жареная треска или отбивная котлета, далее – кусок пирога или печенье, и все это запьют крепким горячим чаем. Он-то сам уже неплохо закусил сосисками. Но может быть, прежде чем он отправится в постель, в него еще поместится кружка какао.
Генри ступил на горбатый мостик, перекинувшийся через Крой между двумя церквами. На середине моста он остановился и, перегнувшись через древний каменный парапет, стал смотреть на бегущий поток. От обильных дождей, принесших столько огорчения фермерам, вода поднялась, внизу в быстром потоке проносились ветки, солома, щепки – все, что подобрала переполнившаяся река на своем пути. Однажды Генри увидел мертвого ягненка, проплывшего под мостом. Ниже по течению местность выравнивалась, речка становилась шире, спокойно вилась посреди пастбищ, и под вечер мирные коровы подходили к берегу и пили из нее воду, но в этом месте она устремлялась круто вниз, бурля на камнях, падая водопадами, под которыми образовывались глубокие заводи.
Шум бегущего Кроя – первое, что запечатлелось в памяти Генри. Он слышал этот шум по ночам через открытое окно своей