Вместо этого она широко открыла дверь и дала звонкую пощечину плачущему германцу.
– Вноси его!
Внутри, когда тело ее мужа положили на пол, она распорядилась:
– Отрежь его голову. Я пошлю ее Сулле в подарок.
И Бастия сдержала слово. Она послала голову мужа Сулле с поздравлениями. Но рассказ, услышанный Суллой от несчастного управляющего, которому хозяйка приказала доставить свой дар, был не в пользу Бастии. Сулла передал голову своего старинного врага одному из военных трибунов и прибавил равнодушно:
– Убей ту женщину, которая прислала мне это. Я хочу, чтобы она умерла.
Итак, счеты были сведены. За исключением Марка Лампония из Лукании, все остальные сильные враги, которые противились возвращению Суллы в Италию, были мертвы. Если бы Сулла захотел, он действительно мог бы провозгласить себя царем Рима, и никто не посмел бы оспаривать это.
Но Сулла нашел решение, более подходящее человеку, который твердо верил во все традиции республиканского mos maiorum. И поэтому он ехал по Большому цирку, совершенно не думая о такой возможности.
Он стар и болен и все свои пятьдесят восемь лет вынужден был бороться с бессмысленными обстоятельствами и событиями, которые следовали друг за другом, лишая его справедливого вознаграждения, законного места, которое он должен был занять по праву рождения и способностей. Ему не предлагали выбора, не давали никакой возможности подняться по cursus honorum законным путем, с честью. На каждом повороте дороги кто-то или что-то преграждало путь и делало невозможным следовать прямо. И вот он едет по пустому Большому цирку, пятидесятивосьмилетняя развалина, терзаемая двойственным чувством – торжества и утраты. Властелин Рима. Первый Человек в Риме. Наконец он оправдан и реабилитирован. И все же разочарование – старость, уродство, скорое приближение смерти – отравляло его радость, разрушало удовольствие, причиняло острую боль. Как поздно пришла эта горькая победа, как изувечена она…
Сулла не думал о Риме, который находился сейчас у него в руках, с любовью или с идеализмом. Цена заплачена слишком высокая. Его не прельщала работа, которой, как он знал, ему придется заняться. Больше всего он нуждался в мире и покое, в исполнении тысячи сексуальных фантазий, в головокружительных пьяных кутежах, в полной свободе от забот и ответственности. Так почему же он должен лишать себя всего этого? Из-за Рима, из-за долга. Невыносима сама мысль о том, что он отступится, когда так много еще не сделано. Единственная причина, по которой он ехал по пустому Большому цирку, заключалась в том, что он знал: предстоит море работы. И он должен осушить это море. Ведь никто больше не мог этого сделать.
Он решил собрать сенат и народ на Нижнем форуме и обратиться к ним с ростры. Всей правды он, конечно, не скажет, – кажется, Скавр называл его равнодушным к политике? Сулла не помнил. Нет, в нем слишком много от политика, чтобы быть совершенно правдивым. Поэтому Сулла умно проигнорировал тот факт, что это он прикрепил первую голову к ростре – голову Сульпиция, чтобы