воскликнула старушка, гневно сверкнув очами.
– Почему дурак? – пожал плечами Флоримон. – Многие господа таким путём унесли ноги из нашей счастливой Республики.
– Чего ты болтаешь? – осадила его старушка Дофен. – Какая эмиграция? В Мант я еду, в Мант, к своей родной сестре. И мой внук Филипп со мною. Мне написали, что сестра слегла в параличе. Вот и хочу повидаться с ней перед смертью.
– Так бы сразу и сказала, – добродушно молвил насмешник. – А то напустила туману: не знаешь, что подумать… Давай-ка, подержу твои пожитки.
Приближающиеся шаги прервали этот диалог. Во двор вошёл кучер, следом за которым двое мужчин тащили тяжёлый сундук с корреспонденцией. Одним из носильщиков был кондуктор дилижанса, а другим – уже знакомый нам почтмейстер Ле-Пти. Завидев его, Мария насторожилась и хотела было куда-нибудь спрятаться, но почт мейстер заметил её и участливо сообщил:
– Вы ошиблись экипажем, мадемуазель Мари. Этот дилижанс едет не в Аржантан, а в Париж. Ваш рейс будет через три часа.
Мария не отвечала, делая вид, что не слышит почтмейстера. Добрые пассажиры, только что советовавшие Марии запастись терпением в долгом пути до столицы, переглянулись между собой, не понимая, в чём дело. Наступила неловкая пауза.
– Вы слышите меня, мадемуазель? – не унимался треклятый старикашка, подходя к Марии и трогая её за плечо. – Это не ваш дилижанс. Ведь вам нужно в Аржантан…
– Кто вам это сказал?! – вспыхнула она, гневно сбрасывая ладонь почтмейстера со своего плеча.
– Как, кто?.. – озадаченно пробормотал мсье Ле-Пти. – Ведь вы сами только что заходили ко мне, отправили письмо отцу и сказали, что собираетесь поехать к друзьям в Аржантан.
– Вы сошли с ума и бредите. Какой Аржантан? Отойдите от меня и оставьте свои выдумки! Какое вы вообще имеете право вмешиваться в дела, которые вас не касаются? Что за возмутительная наглость?!
Мария была близка к истерике. Изумлённый почтмейстер отшатнулся от неё и отступил на несколько шагов. Все свидетели этой сцены опешили и на некоторое время лишились дара речи. Вспышка гнева молодой дворянки казалась настолько немотивированной, что окружающие пришли в полное замешательство, не в силах ничего сообразить и дать происходящему какое-либо объяснение. В тягостном молчании работники бюро подняли на багажник дилижанса почту, разместили на крыше купе тяжёлую поклажу пассажиров и укрыли её брезентом. Кондуктор проверил билеты отъезжающих. «Теперь, кажется, всё, – молвил кучер, потирая ладони. – Пора трогаться».
Пронзительный рожок дал сигнал к посадке и кондуктор распахнул двери купе. Все пассажиры, включая старушку Дофен и сопровождающего её паренька, обернулись на Марию, нервно прохаживающуюся взад и вперёд в глубине двора. Флоримон робко приблизился к ней и спросил: «Вы будете садиться, мадемуазель Мари? (Он слышал её имя из уст почтмейстера) Ваш саквояж уже погрузили, я проследил». – «Благодарю вас, гражданин», – отозвалась она, решительным шагом направляясь