жаловалась на сильную боль в ноге. Подняли, помогли забраться в пригородный автобус. Из рюкзака что-то потекло, в салоне резко запахло уксусом.
Ее звали Вера. В свои 70 лет она продолжала работать. Ну как работать – торговала заготовками в социальной лавке, благо, мэрия установила такие практически во всех районах города. За аренду платить не нужно, приезжай пораньше, занимай место. Начинали с 8 утра, а сворачивали торговлю уже затемно. Вот и сейчас, закутавшись в потертый пуховик, Вера возвращалась домой. От холода запотели стекла стареньких очков. С ними она не расставалась уже лет семь, с тех пор, как окончательно испортила зрение, просиживая за вязанием ночи напролет. А что поделать – нужно было поднимать внучку.
Вера достала из кармана цветастый платок, протерла очки. Сняла рюкзак, открыла. Банки побились, но, к счастью не все. Торговля сегодня не шла, удалось продать лишь пару поллитровок с маринованными кабачками. Ну да ладно, на молоко для Танюшки хватит, подумала женщина, в уме прикинув выручку. Возможно, завтра повезет больше. Нет так нет.
Вера давно привыкла к ударам судьбы и воспринимала их с христианским смирением. Вот и сейчас, когда от мороза свело руки, а по ногам из рюкзака потек ледяной рассол, она лишь вздохнула. Другой на ее месте выругался бы, психанул, но не Вера. Поплотнее закутавшись в пуховик, она пристроила рюкзак у ног так, чтобы он не мешал другим пассажирам, и задремала.
Снилась Танюшка, просила ирисок. Нужно купить, сквозь сон подумала женщина. Потекли привычные мысли. Внучка, дочка… Ирка, Верина дочь, оставила Татьяну бабке, когда девочке было семь. Уехала на заработки, запила, загуляла. Так девчонка и прижилась. Правда, мать звонит по праздникам, поздравляет. Но денег даже на колготки для дочери ни разу за семь лет не отправила, одна песня: «мам, время трудное». А месяц назад удивила – нарисовалась, Танюшке нужно было паспорт получать, а там без родителей нельзя.
Документы оформили, и Ирина снова исчезла, прихватив пять тысяч из шкатулки. Копили Татьяне на зимнюю куртку. Мать и тут не рассердилась. Только поплакала: в кого такая беспутная уродилась, росла не хуже других детей, а вот надо же. Даже ребенка бросила.
Злиться на единственную дочь Вера не умела, ей вообще было чуждо это чувство. Деньги начали откладывать заново, теплую куртку отдали соседи.
Раньше, пока внучка была помладше, Вера вязала по ночам носки и варежки, а днем, пока девочка в школе, продавала их прямо у дороги. Настелет клеенок на землю, сверху пледом накроет, разложит свое добро. Все яркое, красивое, узорчатое. Брали охотно. А потом руки стали хуже слушаться, зрение упало, больше не выходило из-под спиц мастерицы красивое полотно. Вера и тут не растерялась. Научилась делать заготовки в практически промышленных масштабах. Теперь каждое лето не разгибая спины трудится в огороде, а потом маринует и продает. Получается хоть какая-то прибавка к пенсии. Им с Татьяной на жизнь пока хватает.
Поток