его очень хорошо вела, как настоящая судья: глядела в стол, постукивала о пепельницу карандашиком и говорила отрывисто и сурово. А вообще это была очень милая и застенчивая девушка.
– Пожалуйста, Фомина, – пригласила она.
Старшая сестра с горящим лицом, опущенными глазами, решительно простучала на каблучках к столу. И начала высоким дрожащим голосом:
– В травматологическом отделении процветает разврат…
– Фомина… – порозовев, остановила её второй хирург.
Фомина обиделась. И подняла глазки: мелкие, свинцовые, похожие на шляпки гвоздиков. И сходу начала рассказывать, как заглянула вчера вечером в мужскую палату («Я уж и забыла, зачем заглядывала…» – Вспомнила и облегченно закивала головой: «Чтоб форточку открыть. Именно её, форточку!»)
– Вот она, – сестра указала на Валю, – лежала под одеялом на койке больного Лещенюка. Они шевелились и шептались, – это Фомина почти взвизгнула. – Она ещё сказала: «Тихо, миленький, а то услышат», и пусть Крутикова даже не спорит!
Валя и не думала спорить. Она сидела на стуле, опустив на колени большие, изъеденные хлоркой руки. Услышав о строгом выговоре, пошевелилась и вздохнула:
– Не нужно выговора-то. Уволюсь я. Вы только без отработки меня отпустите.
Все опешили. Этого никто не ожидал, тем более откуда было взять на это место такого дефицитного человека, как Валя?! Поднялся страшный гам. Валю окружили, хватали за руки, точно она вот-вот могла убежать, кричали друг на друга…
***
После собрания я с ужасно испорченным настроением шла в прививочный кабинет. И с порога увидела Валю, которая плакала за шкафчиком с пузырьками. Круглая спина в белом халате ходила ходуном. Пузырьки в шкафу стеклянно позванивали.
Ревела она долго, пока я не устала стоять и нарочно не звякнула стерилизатором. Валя высунулась из-за шкафчика, моргая малюсенькими опухшими страдальческими глазками. Она высморкалась и притихла.
– Что, Валя? Я же знаю, что это неправда. Зачем ты им не сказала?
Она подтвердила сиплым голосом: «Неправда». И, вцепившись в рукав моего халата, заголосила:
– Да правда, правда, только по-другому всё было, честное слово… —
***
В тот вечер она шла с тазом мимо мужской палаты, и тут ее позвал голос. Валя поставила таз у дверей, вытерла руки и пошла наугад в темноту. По голосу она догадалась, что звал из своего угла Лещенюк – исхудалый сорокапятилетний мужчина, лежащий на деревянном щите с переломом позвоночника.
– Валя, – взволнованно хриплым голосом звал он ее. – Валя, поди сюда.
– Иду, иду. Подушечка нехорошо? Сейчас поправим.
Она уже приподняла утку и двинула под кроватью судно, и убедилась, что они холодны и пусты. Нагнулась и стала ловко переворачивать и приспосабливать подушку заново, обняв Лещенюка одной рукой. И тут-то Лещенюк костлявыми руками обхватил Валю за талию и повалил на себя. Она охнула и секунду лежала на нем, распластавшись. Но тут же