он врать, едва отойдя от наркоза!
– Согласен. Допустим, он скажет: «Я стрелял в Мирьям, а потом в себя». И что? Когда делом займется адвокат Клинкера, он первым делом уговорит своего подзащитного изменить показания. Был, мол, под наркозом, плохо соображал. Есть возражения?
– Нет, – подумав, сказал Хан. – И что ты намерен предпринять?
Беркович не ответил.
Вторую половину дня он провел в доме, где жила убитая, расспрашивал соседей, а под вечер задал несколько вопросов родителям Клинкера. Беркович хотел разобраться в причине ссоры, и единственной разумной гипотезой, как и следовало ожидать, была ревность. У Мирьям появился другой мужчина. К себе она его не приводила, видимо, знала крутой нрав любовника. Но разве можно что бы то ни было скрыть в такой маленькой стране, как Израиль? Мирьям видели с одним из манекенщиков фирмы, где она работала, – в Дизенгоф-центре они ели мороженое, в Гейхал-а-тарбут слушали музыку, кто-то даже засек их на пляже, там, где почти нет купающихся. Что было дальше – легко догадаться.
Из разговоров Беркович представил себе характер Теодора Клинкера – порывистый, крутой, себялюбивый. Приступы бешенства. Возражений не терпел. Женщин считал существами низшего порядка. Если женщина принадлежит мужчине, измена исключается полностью. Что ж, такой человек вполне мог, выйдя из себя, убить изменницу. Но он не стал бы стреляться! Пожизненное заключение за убийство – это все-таки жизнь, которую Клинкер слишком любил, чтобы расстаться с ней из-за чьей бы то ни было измены.
Но все-таки он пытался покончить с собой – никаких сомнений быть не могло. Кроме Теодора и Мирьям, в квартире никого не было. Дверь закрыта на задвижку. Окно закрыто и заперто. У манекенщика, нового друга Мирьям, надежное алиби – когда произошла трагедия, он находился в Эйлате на демонстрации мод.
По идее, Теодор должен был, убив Мирьям, позвонить в полицию – это было бы вполне в его характере. Почему он выстрелил в себя?
Когда уже стемнело, Беркович вернулся в квартиру убитой и принялся ходить по комнате, пытаясь воссоздать картину произошедшего. Наклонившись, старший сержант принялся внимательно рассматривать место, где лежал пистолет, пытаясь определить траекторию его падения. Что-то светлое лежало под диваном – увидеть этот предмет можно было только если низко наклониться и смотреть под определенным углом. Беркович потянулся и двумя пальцами вытащил бумажную салфетку. Он уже собирался бросить ее на стол, но, передумав, начал вертеть бумагу в руках.
Неожиданная мысль пришла ему в голову, и Беркович, достав из кармана сотовый телефон, набрал номер эксперта.
– Ты еще у себя? – спросил старший сержант. – Я сейчас приеду. Есть дело.
…Час спустя, когда изучение салфетки было в первом приближении закончено, Хан сказал Берковичу:
– Пальцевые следы убитой, но это естественно – салфетка ведь из ее квартиры. Но вот что удивительно: бумага четко сохранила контур рукоятки пистолета. Мирьям держала оружие, обернув рукоять салфеткой. И я не понимаю…
– Ага! –