зная характер Бороды, боялись смеяться. Но не в силах больше сдержаться сначала взорвался Ванька-Якорь, а за ним покатились со смеху и все остальные. Оно и немудрено. Ведь за долгие годы работы с Бородой они привыкли видеть его чопорным и неопрятным, а сейчас возле зеркала он хотел превратиться в белого лебедя. И теперь каждый из них понимал, что такому беспокойству Федора Ивановича по поводу своей, мягко говоря, запущенной внешности он обязан только одной женщине, той самой, которая ему так приглянулась. Уловив тонкую связь между этими комичными, на их взгляд, моментами, мужики буквально заливались от смеха. Борода же, уязвленный такими насмешками, громко выругавшись, вышел из сторожки и направился в сторону доков. Там, в маленьком чулане, сколоченном наспех каким-то криворуким работником, висел его парадный костюм и пылились ботинки (все это он надевал только по большим праздникам). Быстро скинув с себя старые лохмотья и облачившись в более-менее приличную одежду, Федор Иванович заметно преобразился. Снова обретя былую уверенность, Борода направился обратно в сторожку. Когда он туда зашел, мужики уже собирались выходить, и он, не имея ни на кого обиды, сказал:
– Прикройте меня сегодня, а завтра я отработаю.
Несколько мужиков понимающе кивнули головой, а Ванька-Якорь, как бы извиняясь за свой смех, сказал:
– Федор Иванович, тебе подстричься бы не мешало.
– Так стриги, чего же ты ждешь, умник…
И через несколько минут машинка фирмы «Зингер» легко и быстро стала срезать густые волосы на голове Федора Ивановича. Единственное, что осталось неприкосновенным, так это его любимая борода. И как только Ванька-Якорь не намекал, что ее нужно непременно подравнять, Федор Иванович наотрез отказался. И вот он снова всматривался в зеркало и нравился себе гораздо больше, чем раньше. Отблагодарив Ваньку-Якоря отеческими похлопываниями по плечу, он вышел на улицу, где уже смеркалось. Воздух стал как будто слаще, а огоньки, которые стали загораться то на этом краю речки, то на другом, придавали какой-то особый романтизм предстоящему вечеру. Полный надежд и в предвкушении чего-то особенного, Федор Иванович двинулся в сторону города и засвистел под нос знакомую, только ему понятную мелодию.
Но когда дошел до того самого места, откуда он только недавно бежал в сторону порта, уверенность его неожиданно покинула. «А вдруг не придет, а вдруг не объявится?» – крутилась в голове у Бороды одна фраза, как на старой пластинке крутится заезженная песня. И чем больше он сбавлял свой шаг, тем больше ему казалось, что встреча не состоится. Тогда он решил как можно быстрее преодолеть расстояние и воочию убедиться, что барышня не придет. Но его опасения были напрасны, так как скоро в вечерних сумерках он разглядел знакомую фигуру. Нет, она не шла, она плыла… плыла, как красивая лодочка, покачиваемая волнами от внезапно налетевшего на нее ветерка.
– Здравствуйте, –