одна, но пламенная страсть. Животная в прямом смысле: от слова живот. Из низа живота к солнечному сплетению жаркой волной поднимался всепожирающий огонь, которого так боялась Екатерина Семёновна. И от которого не уберегла меня.
***
Действуем следующим образом: Арсений немедленно вызывает такси. Я несусь в ближайшую гостиницу, снимаю первый предложенный номер и жду Арсения. И дожидаюсь… Неважно, под каким предлогом он вырвется из дома.
Потом уже всё неважно. Я буду тайно, нелегально, подпольно жить в гостинице неделю, год или сколько понадобится. Если выгонят – в деревянной избе. В землянке. Как декабристка.
Буду ждать, не сводя преданного взгляда с двери. Потом мне всё же придётся уехать. И тогда Арсений приедет ко мне, и будет тайно ждать свидания в гостинице или на съёмной квартире.
А если всё откроется – я пойду за ним на край света, увязая сапожками в снегу, держась прозрачными от холода руками за край телеги. За морозное ржавое железо, в которое Екатерина Семёновна и Паша закуют Арсения.
***
Ирина сидела в кухне, как мы её оставили. Утомлённо оторвалась от бумаг, откинула локон с бледного лба. Протянула мне для прощания узкую руку: кверху тыльной стороной, как для поцелуя. Очаровательно смутилась: «Ах, простите!». Она не виновата, этот жест передался ей через кровь десятков поколений.
Потом Ирина вскинула виноватые глаза на Арсения.
– Арсюша, прости, ради Бога. Ты увлёкся и забыл: когда мы нанимали через фирму няню, в детской установили видеонаблюдение. Оно до сих пор не отключено, Арсюша. И монитор всё нечаянно подсмотрел, – она недоумённо и беспомощно пожала плечами. Ещё минута, и она начала бы просить прощения за бестактность монитора. – Что это было, Арсюша?..
***
– Леночка, ты потом сама мне скажешь спасибо. Лучшие пелёнки и подгузники для малютки – это ветхое, многажды стиранное постельное бельё – просвещает меня Екатерина Семёновна. – Простыни, наволочки, пододеяльники. Они становятся тонкие и мягкие, совершенно как батист. Для детского тельца самое то.… У меня полные шкафы белья, ещё советского: я раскроЮ его и подрублю вручную. Не вздумай покупать эти ядовитые китайские конверты для новорождённых.
Одновременно Екатерина Семёновна тревожно, трагически кричит Паше:
– Павлик, ты взял для командировки бумагу? Как какую?! Об отказе в трансплантации твоих органов в случае, тьфу, тьфу, какого-нибудь ЧП! Всякое может быть: автобус опрокинется или, не приведи бог, ещё что случится. Ты точно заверил отказ у нотариуса: что ты категорически против, чтобы у тебя изымали органы для пересадки? Вчера в новостной ленте показывали…
– Мама, это у тебя уже переходит всяческие границы. Это паранойя…
Паша уезжает на три дня на областную конференцию эскулапов. Он становится передо мной на колени и нежно, благодарно целует меня в выпуклый живот. Обкладывает его ладонями и прижимается ухом.
Я мысленно сжимаю