Артур Аршакуни

Мой Эдем. Стихи и проза последних лет


Скачать книгу

много, и класс пришлось разделить на два: А и Б. Пусть идет туда, где ей комфортно. До свиданья.

      Нюшка вспомнила мучнистого бзденыша, который прятался от нее в мужском туалете. Два класса? Поглядим.

      ДедУля тем временем долго крутил в руках мобильник и тыкал в него пальцами, пока Нюшка не пришла ему на помощь и не нажала красную кнопку мобильника с зачеркнутым изображением телефона. ДедУля взял у нее мобильник и бережно отложил на стол поближе к окну. БабУля подсела к нему поближе, погладила по голове. ДедУля перехватил ее руку.

      – Улька, – тихо и жалобно сказал он.

      – Ульяшенька, – отозвалась она.

      Через какое-то время дедУля снова позвал:

      – Улька…

      – Ульяшенька, – снова отозвалась бабУля.

      Нюшка встала и пошла из горницы. Ей вдруг стало трудно дышать. На мороз идти не хотелось. В родительский музей тоже. Она вошла в подсобку, щелкнула выключателем, засветив тусклую лампочку, окидывая отсутствующим взглядом полки с банками и бутылками, зеркало, «Дадим 100 кг молока с каждой коровы!» и «марлендитрих» со злым выражением лица.

      Нюшка не глядя села на коробку из-под китайского пылесоса.

      Непомерная тяжесть наконец отпустила ее, свинцовой коростой свалившись к ногам.

      Нюшка закрыла глаза и со вздохом облегчения отдалась сладостному, пронизывающему все ее существо и беззвучному реву.

      Лазерный уровень

      Светлой памяти Эльдара Рязанова.

      1.

      – Слышь, Витёк, – сказала Ангелина от своей грядки с рябчиками, – новость слыхал?

      – Пап, – крикнул с крыльца Васёк, – дай тысячу на флешку!

      Витёк, грузный медлительный мужик лет сорока пяти, кончил приколачивать пропиленовую ленту к обтянутой пленкой теплице.

      – Не ругайся, – сказал он сыну. – Флешка, понимаешь. Хотелка не выросла.

      Спустился с лестницы.

      Потом жене:

      – Ну?

      – Писатель помер.

      Витёк зачем-то оглянулся на соседский дом за забором, подумал и пошел, переступая кирзачами через вскопанные грядки. Подошел к рукомойнику, повешенному на боку крыльца, клацнул металлическим соском. Ангелина спохватилась, метнулась к колодцу, вернулась с полным ведром.

      – Иди ты, – Витёк подставил руки под ведро. – Я ж на Пасху с ним разговаривал.

      – А вот, – закивала Ангелина, – третьего дня полез на ясень перед домом – скворечник приколачивать. Я еще посмеялась: кошки же, говорю, какая полоумная птица в этот скворечник сунется? А он мне…

      – Да, дела, – Витек утерся полотенцем, накинул поверх тельника куртку от пятнистого комбеза, сел на скамью, закурил.

      Съездил, называется.

      Намедни был Витёк в Выборге на свадьбе племянницы. Ангелина осталась по хозяйству, да особенно в Выборг этот не рвалась, потому как не сложилось у нее с Натахой, невесткой, Витьковой брата женой, с самого начала. Отсутствовал всего-то три дня. Ну, пять с дорогой туда-обратно. А тут – бах! Один