предсказание: «Фараона нет, но он вернется на землю Египта не в образе старца, а в обличье молодого человека в расцвете сил и изгонит с нашей земли захватчиков-персов».
Об этом уже говорили и знали в храмах в ту пору, когда Александр покинул Миезу. Северное солнце выходило из-за облаков.
II
От Перинфа до регентства
По прибытии в Перинф Александр нашел Филиппа сильно изменившимся и постаревшим. Во время последних походов царь был дважды ранен. Первый раз ему раздробило левую лопатку, во второй пострадала левая рука. Из-за полученных увечий Филипп очень плохо владел ею.
Он пил больше, чем прежде, и сильно отяжелел. Характер его окончательно испортился, Филипп стал нетерпелив и резок. Вот уже несколько месяцев, как он безрезультатно топтался перед крепостью, занимающей выгодное положение на холме. За это время он сумел овладеть только внешними укреплениями, но ему никак не удавалось отрезать осажденных от моря. Персы снабжали население продовольствием, а греки поставляли подкрепление.
Филипп внимательно осмотрел своим единственным глазом прибывшего молодого человека. Он не потрудился объяснить причину вызова сына в лагерь, лишь распорядился отвести ему шатер рядом со своим. Он не наделил Александра никакими командными полномочиями.
– Будешь подле меня, – сказал он ему.
И для Александра началась лагерная жизнь в окружении жестоких, распутных военачальников, привыкших ко вседозволенности победителей. Ночи бездействия вояки обычно проводили в оргиях. Для удовлетворения своих прихотей они не довольствовались захваченными в плен женщинами и услугами проституток и занимались развратом с младшими командирами, воинами и рабами. Гомосексуализм процветал в этом войске, обученном на фиванский лад. Образцом героизма у них считался священный отряд фиванцев, где солдаты жили парами – как любовник с любовницей или как муж с женой, поклявшись умереть вместе.
Некоторые военачальники из свиты Филиппа старались во всем подражать фиванцам. Они пользовались благовониями, носили одежды из дорогих тканей, украшали грудь и волосатые руки драгоценностями, холили свои бороды, как женщины волосы, не смущаясь, ходили обнявшись у всех на виду. Людей несведущих вид этой когорты сбивал с толку – столь комично они выглядели. Однако такой странный образ жизни не снижал боевых качеств этих воинов. Александр, недавно слушавший возвышенные речи Аристотеля, представлял себе любовь как целомудренную нежность, которую он испытывал к Гефестиону. Его сильно потрясли нравы, господствовавшие в войске. Попойки, на которых он вынужден был присутствовать каждый вечер, не вызывали у него желания самому предаться разгулу, а, напротив, подобное времяпрепровождение вызывало у юноши резкое осуждение и отвращение. Отвергая предложения обнаженных бесстыдных куртизанок и предприимчивых молодых командиров, он с нетерпением ждал, пока вино затмит разум гуляющих, и незаметно уходил в свой шатер, где погружался в чтение Гомера, мечтая об