мерцал электрический свет, второй – с куполом, минаретами и фонтаном. Я не подозревала, что подобные театры вообще существуют на свете. Не знала даже, что существуют такие площади – одновременно грязные и роскошные, уродливые и величественные, где бок о бок стоит, прогуливается, слоняется всякий мыслимый и немыслимый люд.
Здесь были леди и джентльмены, приехавшие в каретах.
Девушки с подносами, торговавшие цветами и фруктами, продавцы кофе, шербета, супа.
Были солдаты в алых мундирах, свободные от службы приказчики в котелках, шляпах канотье, клетчатых беретах. Женщины в шалях, женщины в галстуках, женщины в коротких, выше лодыжек, юбках.
Чернокожие, китайцы, итальянцы, греки. Приезжие, так же ошеломленно, как я, глазели по сторонам; кто-то лежал, свернувшись в клубок, на скамьях и ступенях – в грязной, мятой одежде эти люди выглядели так, словно проводили тут весь день, а также и всю ночь.
Я обернулась к Китти, и на лице у меня, наверное, выразилось изумление: она засмеялась и погладила меня по щеке, а потом взяла за руку и не отпускала.
– Мы находимся в самом сердце Лондона, – объяснил при этом мистер Блисс, – самом-самом. Вот там, – он указал кивком на «Альгамбру», – и кругом, – он обвел жестом площадь, – вы видите то, что заставляет биться это огромное сердце, – разнообразие, по-французски «варьете»! Разнообразие, мисс Астли, не подвластное ни времени, ни привычке. – Он повернулся к Китти. – Мы стоим перед величайшим во всей стране Храмом Разнообразия. Завтра, мисс Батлер, – завтра, или на следующей неделе, или в следующем месяце, но скоро, обещаю вам, скоро – вы попадете внутрь, ступите на его сцену. И тогда именно вы пустите в галоп сердце Лондона! Вы отверзнете уста горожан, и в вашу честь прогремит их «браво!».
Воздев свой цилиндр, мистер Блисс энергично им взмахнул; двое-трое прохожих посмотрели на него и равнодушно отвернулись. Меня его слова исполнили восторгом, Китти – не сомневаюсь – тоже: рука ее, обхватившая мою, дрожала от радости, щеки пылали, как мои, широко открытые глаза горели.
На Лестер-Сквер мы пробыли недолго. Мистер Блисс окликнул какого-то мальчишку, дал ему шиллинг и поручил купить нам у торговца по стаканчику шербета; мы посидели немного в тени Шекспира, потягивая напиток и глазея на прохожих и на афиши, на которых, как мы знали, должно было появиться написанное огромными буквами имя Китти. Но когда стаканы были осушены, мистер Блисс хлопнул в ладоши и объявил, что нам пора: Брикстон и миссис Денди (наша новая квартирная хозяйка) ждут. Отведя нас к экипажу, он помог нам сесть. Очутившись в полутьме, я перестала изумленно таращиться и прикрыла веки, радостное возбуждение сменилось беспокойством. Я гадала, что за жилье нашел для нас мистер Блисс и что за особа эта миссис Денди. Оставалось надеяться, что квартира не окажется слишком грандиозной, а хозяйка – слишком важной.
Однако тревожиться не стоило. Вне Уэст-Энда, за рекой, улицы потеряли краски и сделались