м-давно шумело-гудело село, а на самом его краешке – там, где поле начиналось, куда волов пастись гоняли; там, куда поросята сами бегали, чтобы пятачками своими корни дубов подрыть, желудей сыскать, – стоял домишко-невеличка. Жил в нём Стан со своей доброй женой.
Всё жена печалилась да кручинилась, и однажды утром не выдержал Стан – прямо её спросил:
– Почему на людей не глядишь, почему головка твоя клонится, будто роза на стебельке поломанном?
А жена отвечала:
– Не спрашивай, не допытывайся! На что тебе причину кручины моей знать?
И в слёзы ударилась, бедняжка!
Плечами пожал Стан, пошёл в поле работать.
Целый день точила его тревога. И ночью спать не давала, и на другой день не отстала. Снова принялся Стан спрашивать, почему печальна жена, – и прежний ответ получил. Ещё несколько дней выждал – всё плачет женщина, на свет белый не глядит. В третий раз спросил её Стан:
– Какая кручина томит тебя, милая? Откройся мне, твоему мужу!
А жена руки заломила, с горечью воскликнула:
– На что тебе знать? Покамест только я одна кручинюсь – так и горе одно. А как расскажу – и ты закручинишься. Удвоится горе! Поверь, супруг мой, – лучше тебе в неведении оставаться.
Был ли, будет ли когда мужчина, который с таким ответом смирится? То-то же! Не смирился и Стан, вновь с расспросами подступился.
– Вижу, не успокоишься ты, пока печали не удвоишь! Ну так я тебе откроюсь. Знай, Стан, что нету счастья в нашем доме!
– Как это нету?! – возмутился Стан. – Разве корова наша не самая молочная во всём селе? Разве яблони, груши да сливы не ломятся от плодов каждое лето? Разве не полны ульи тягучего мёда? Разве нива наша не самая тучная? Опомнись, женщина! Глупости ты болтаешь, о пустом печалишься!
– Всё так, муж мой, – отвечала жена. – Довольно у нас молока, плодов, мёда и хлеба. Но мы бездетны – в этом наше горе!
Застыл Стан, будто громом поражённый. Глаза у него открылись, а ведь известно: как только глаза у мужчины открываются, как только осознаёт он, чего лишён, – ему и житьё не в радость.
И вот стало двое несчастных в домике на окраине села. Раньше жена одна печалилась, а с тех пор, как и мужа горе заело, бедная женщина слезами умывалась от зари до зари.
Не выдержал такого Стан – решился идти к святому отшельнику. Целый день в пути провёл, наконец увидал тихую обитель. Сам благочестивый старец на крылечке сидит, словно Стана поджидает.
Упал Стан ему в ноги, взмолился:
– Помоги горю, отче! Дай нам с женой потомство!
– Смотри, Стан, – желания иногда сбываются! Точно ли ты хочешь иметь детей? А прокормишь ли их? Оденешь ли? В люди выведешь?
– Уж я прокормлю, было бы кого! Уж я одену, было бы кого! Уж я в люди выведу – были бы дети у нас с женой!
– Что ж, ты сам так хотел, – отвечал святой отшельник.
Махнул он рукой – дескать, домой ступай, – и Стан повиновался.
Усталый, запылённый достиг он родного села. Вечер уже был, солнце к закату клонилось – а надежда в сердце у Стана так и разгоралась, будто светлая зорька.
Вот подходит Стан к дому. Что такое? Голоса детские слышатся! Стан ушам не поверил, да пришлось поверить глазам! Во дворе детишки его встретили, из сада другие прибежали! Третьи к окошкам прильнули, носами прижались – отец вернулся! И все-то ещё совсем малыши: мал мала меньше да один другого бедовее! Похолодел Стан, застыл на месте. Вот и сбылось его желание! Подарил ему святой отшельник детей, не пожадничал! Стоит Стан и бормочет:
– Силы небесные! Сколько же их у меня? На что мне так много?
– Не много, муженёк, а в самый раз!
Поднял Стан глаза, видит – выходит из дома жена, вся от счастья так и светится, а за платье, за передник ещё детишки цепляются – румяные, кудрявые все как один!
Однако и жена, уж как радовалась детям, быстро поняла: трудно за всеми уследить, а ещё труднее всех прокормить. Несколько дней минуло – кончились в доме припасы, а ребятня давай плакать:
– Папа, папа, дай поесть! Есть хотим, папа!
Принялся Стан в затылке чесать. Что правда, то правда: никогда он так счастлив не был, как в эти последние дни; много радости ему дети принесли – ну а теперь должен он сам принести им еды. Корова, хоть и самая молочная в селе, недостаточно молока даёт, а фрукты ещё нескоро поспеют – стало быть, идти Стану в раздобытки.
– Слышишь, жена! Оставайся, детишек береги да меня жди-поджидай! Не знаю, не ведаю, где и как еды для них найти, ну а всё-таки попытаюсь.
Так сказал Стан и пустился в путь.
Для голодного человека всякая дорога длинна, а уж тому, кого точит дума о сотне голодных детишек, сами камни дорожные во сто крат жёстче. Шёл и шёл Стан, пыль глотал, и вот добрался до края света – а там, известно, обычное с небывалым перепутано и всё не тем оборачивается, чем на первый взгляд показалось.
Увидал Стан