который не превозмочь. Личности стерлись. Сила приобрела объем.
«Если в партию сгрудились малые – сдайся, враг, замри и ляг!» – трезво подумал слабый и спрятал очки. Второй неумело сделал вид, будто лезет подмышку за наганом.
– Н-ни ч-ч-что так не п-п-п-портит це-це-цель, к-ка-ка-как выс-выс-выс-трел, – предупредил голос Андрона из задних рядов, про который не скажешь: «невнятно склонный к заиканию».
– Пусть храбрец выйдет и повторит, – вежливо попросил слабый.
Я т-ту-ту-тошний ра-а-а-бо-бо-тник. Анд-д-д-дрон – м-м-мое н-н-настоящее имя, – сказал смельчак, пробираясь на авансцену. Поправил кислородный баллон на плече, очки. – Вы оба – т-та-такие же м-м-менты, как мы – л-леле-тчи-тчи-чики. – И добавил негромко, не матерно вовсе: – Н-не-несит-т-т-е его обратно, не-т-т-то зас-с-ставлю выкрасить стены в Коллайдере.
Велосипедисты не стали упорствовать. Затащили безжизненное тело обратно. Уложили на операционный стол, запамятовав по дороге, зачем им понадобился разносчик больничной пиццы. Только слабый спросил равнодушно: – Что ты знаешь про JFK? – И не стал дожидаться ответа.
– А теперь проваливайте! Мы сами п-позаботимся о нем. Он н-не т-т-так п-пьян, если лежит и не держится за п-пол. – Андрон почти перестал заикаться.
Через час или полтора Глеб Нехорошев, по прозвищу Бозон, зашевелился на операционном столе. Сел, трудно осознавая себя и контуры жилья. Потянулся, распрямляя затекшее тело. До чайника со спиртом рукой подать, а до крана с водой путь не близкий. И тащиться туда не хотелось. Поднял руку. Наклонил нос чайника ко рту. Выдохнул и сделал глоток. Прислушался, сделал второй. И сразу серое жилье без окон заиграло всеми красками, будто под солнцем. И блики от приборов из нержавейки стали нежно подрагивать по стенам, по потолку, подгоняемые ветром, которого тоже не было.
Слез со стола. Подошел к медицинскому шкафчику со стеклянными дверцами. Нагнулся, присел, чтобы видеть себя целиком. Замер, бесцельно уставившись в отражение. Тридцатилетний мужчина, высокий и сильный, с длинными рыжеватыми волосами до плеч, что доставляли кучу хлопот и служили причиной постоянных придирок администрации Клиники. Однако расставаться с волосами не желал. Удлиненное, как у всех высоких людей, лицо с парой бородавок на щеке. Большой рот. Ямка на подбородке. Хорошие зубы. Великоватый нос. Шея бойца или борца усиливала впечатление мощи и силы. И большие круглые глаза, зеленые с рыжим, ленивые и строгие, прикрытые ресницами такой длины, что хотелось взять двумя пальцами и потянуть. Сейчас лицо было отечно и помято после масштабной выпивки с двумя пижонами-чекистами-милиционерами.
Он отвернулся и уставился на покачивающийся чайник. А тот гипнотизировал начищенным алюминиевым боком, погружая в транс не хуже грибов, что росли в дальнем углу служебного жилья, настой из которых попивал иногда. И тогда жилье пугающе сжималось. Стены сужались, почти соприкасаясь, и грозили раздавить. А когда страх достигал предела, раздвигались и исчезали, и потолок тоже. Он оставался