делом руки думать не мешали. Гул в голове утих, и я занялся перебором своих знаний, накопленных за эти чуть более чем три года. Начал, конечно же, с периода жизни в родном мире, на Земле, и тут же выяснил, что память вернулась не полностью. Хотя основные моменты были свежи и детализированы, будто произошли только вчера, местами зияли тревожные черные провалы.
Итак, мое полное имя Вольшин Данислав Юрьевич. Фамилия довольно распространенная, отчество обычное, а вот c именем родители, кажется, перестарались. Имя имело древнерусские корни и переводилось как «тот, кому богами дана слава» или что-то вроде того. На этимологии своего имени я никогда особо не заморачивался. В быту и в кругу семьи я всегда был Славиком, кроме тех моментов, когда был в чем-то виноват. В этих случаях я превращался в полноценного Данислава, видимо для того, чтобы ощутить всю глубину ответственности за свой проступок. В старших классах средней общеобразовательной школы номер пятнадцать города Залесска, когда подростковое эго потребовало быть уникальным и единственным в своем роде, я превратился в Дана, сменив вторую часть своего имени на первую. Это впоследствии так прикипело, что и по окончании школы при знакомствах я представлялся именно так. В своей, теперь уже прошлой, жизни я был обычным парнем. Интересовался всем понемногу, но каких-то выдающихся талантов за собой никогда не замечал.
Однако все эти воспоминания были поверхностными, будто читаешь чужую биографию. Я прекрасно помнил название города и школу, которую окончил. Да и мой дом вспоминался в мельчайших деталях. А вот мои родители и младшая сестра уже присутствовали в воспоминаниях сугубо номинально. Я помнил, что они есть, но не мог вспомнить ни лиц, ни голоса. То же самое с друзьями. Сергей, Макс, Леха и многие другие стали просто именами. Ни внешности, ни каких-то присущих им особенностей. Просто плоские картинки в моем прошлом, рождающие ощущение какой-то вещи, которую забыл во время суетных сборов в дальнюю поездку, а теперь мучаешься, но не можешь даже припомнить, что же не взял. Амнезия была пугающе избирательной.
Последним воспоминанием, унесенным мной из родного мира, был момент моей смерти, если это можно так назвать. Деталей было мало. Кажется, парк, вечер, все как-то смазано. Редкий дождь. Рядом присутствует человек, который вызывает у меня негативные эмоции. Потом чей-то крик, удар листовидного вороненого лезвия в грудь и притупленная боль. Затем жар и пепел. Этот эпизод моей жизни закрывал веху существования на Земле, и мое место занял уже Крис, очнувшийся в доме Анхора.
Дальше пробелов в памяти не было совершенно. Все люди, события и закачанная в голову любознательным альтер-эго информация воспринимались цельно. Знание двух наречий тринийского языка, являвшегося в этих землях чем-то вроде государственного, было таким же глубоким, как и знание русского. Собранная из рассказов моего приемного отца по крупицам информация о большом мире и его обитателях, дополненная и расширенная Эйрой, была плотно утрамбована в голове и ждала своего