дверью был перекрыт решеткой. Дом у нас достаточно спокойный, преимущественно здесь живут тихие и солидные люди, много пожилых, молодежи мало. Поэтому чердак никого, кроме слесарей, не интересовал, как и во всем подъезде, здесь царил порядок и чистота. Решётка обычно (насколько я помню) заперта на висячий замок, а если возникала необходимость попасть на чердак, все знали, что запасные ключи имеются у пенсионера Петра Фомича, живущего на втором этаже. Но сейчас замок отсутствовал. Свет был очень тусклый, я подошла поближе, наклонилась и увидела на дверной петле широкую свежую царапину. Тронула ее пальцем и почувствовала металлическую крошку. Сердце опять рванулось, а я стояла, прикусив согнутый палец, и никто в мире, включая меня, не знал, побегу ли я сейчас вниз или пойду вперед.
Так и не определив, что же мне делать, я развела металлические створки и пошла наверх. Толкнула дверь. Она не была заперта и поддалась. За ней было абсолютно темно, а до конца дверь почему-то не открывалась. Я толкнула сильней, сдвинув ее еще немного. Глаза чуть привыкли к темноте, и я различила большой темный мешок на полу, мешающий двери открыться свободно. Сделав один шаг внутрь, я присела на корточки и пригляделась. После чего беззвучно заорала во все горло (если так можно выразиться, вероятно, лучше сказать – хотела заорать), плюхнулась на задницу и, откинувшись, сильно ударилась головой о косяк двери. Приглядевшись, я различила черные ботинки на толстой подошве, черную куртку и черную шапку на голове. Прижав колени к груди, спиной ко мне лежал человек, судя по всему, мертвый. Завывая тихонечко: «Ы-ы-ы…», я на четвереньках, царапая руки, скатилась с лестницы, ударилась плечом о решетку, вывалилась на лестничную клетку и рванула вниз.
***
Вчера мне казалось, что я прожила худший день в моей жизни. Сейчас стало ясно, что ошибалась. Сидя на заднем сиденье Сашиного автомобиля, я, глядя в лицо что-то взволнованно говорящей Ленке, вдруг осознала, что не понимаю ни слова. Это было так странно, что я начала тереть виски руками и… улыбаться, а возможно, и хихикать, потому что Ленкино лицо вдруг вытянулось, брови поползли вверх, а челюсть – вниз. Подняв глаза, я увидела, что в зеркало заднего вида на меня смотрит Саша, смотрит очень странно, и я испугалась, потому что вдруг поняла, что мы едем. А если Саша будет смотреть не на дорогу, а на меня, нас наверняка ждут неприятности… Надо смотреть на дорогу…
– Надо смотреть на дорогу! – громко сказала я, покачав головой. – На дорогу!
Ленка вздрогнула и громко всхлипнула. Потом двумя руками обхватила мою голову и прижала к своей груди. Она заплакала тоненько и жалобно, мне стало жалко ее и себя. И я тоже заплакала, сначала тихо, а потом все громче и громче. Вскоре мы с Ленкой на пару завывали и причитали, и, если вы спросите, на это стоило поглядеть. Не знаю, сколько мы за это время проехали. Нарыдавшись и отведя душу, я освободилась из Ленкиных объятий и глянула в окно.
– Куда это мы?
– Куда! Туда! У Саши вон спроси, куда.
– Проверяемся, – не дожидаясь вопроса, ответил Саша. – Такие дела, не знаю, что и думать.