за плечо, и делал это полковник, генерал, рядом с которым я спал, сидел у меня в ногах и с любопытством смотрел на меня.
– Ты кто? – спросил полковник.
– Лейтенант в отставке Крайнов, комиссован по ранению из рядов РККА. Был командиром зенитной батареи в 4-й армии. Сначала при штабе армии, а потом госпиталь охранял, пока не ранили. Две недели назад прошёл медицинскую комиссию и был списан. Нога повреждена, укоротилась на пять сантиметров. Женился, приобрёл на полученные в наследство деньги дом. По доносу оказался здесь. Но о чём донос, не сообщили, при обыске ничего не нашли, но всё равно забрали. Это если кратко, если рассказывать всё, можно книгу написать.
– Фронтовик, значит? – морщась и держась за челюсть, пробормотал генерал.
– Орденоносец, дважды награждён, орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». – Откинув полу шинели, я показал награды, у меня их не забрали.
А вот у командиров их не было, только рваные отверстия на их местах.
– Что орденоносец – это хорошо, только для нашей камеры ты званием не вышел, – сказал полковник.
– Я комиссован, и по сути – гражданский человек, так что теперь на звания, выше – ниже, мне плевать. А насчёт камеры – вы правы, сначала в одну завели, она полна была, даже сесть негде. Я даже отойти от двери не успел, как другой конвоир меня к вам отвёл. Здесь нащупал свободное место и вот, устроился. Кстати, нас кормить будут?
– Скоро баланду разнесут, – ответил полковник.
В коридоре явно царил переполох, слышался топот, ругань, но мои сокамерники не обращали на это внимания, и я решил, что это обычное дело. Больше со мной не говорили, вероятно посчитав, что я подсадная утка, выведывать информацию, да и мне особо говорить с ними было не о чем, они даже не соблаговолили представиться. Когда наконец принесли завтрак, я возмутился, что всем выдали пищу через раздаточное окно, а мне нет. Раздатчик даже глаза выпучил, заглядывая к нам в камеру:
– А ты откуда тут взялся? В этой камере трое должно сидеть.
– Меня не спрашивали, привели и заперли. Давай мою порцию, и смотри, чтобы не меньше, чем у остальных.
Я забрал миску с ложкой и кружку с напитком, похожим на чай, и, пройдя к нарам, пристроился на них. Стола не было, все ели, держа миски в руках. Хлеб – один кусок ржаного. Ел я быстро, подозревая, что могу не успеть. И действительно, только к чаю приступил, как за мной пришли. Причём втроём. Увидев, как они заскакивают в камеру, я, пуча глаза, в несколько глотков опустошил кружку. Успел. Не то чтобы я вот так есть хотел, до помутнения рассудка, но раз моё, то моё, всё съем и никому не оставлю.
Меня скрутили – миска и кружка полетели на бетонный пол – и в полусогнутом состоянии попытались повести к двери. А я не шёл, нога заболела, так что пришлось поджать ноги, и по сути меня понесли. Занесли в один из кабинетов, где находились двое командиров госбезопасности – хозяин кабинета в звании старлея и лейтенант, который ночью меня брал, и конвоир, что отводил меня в камеру.
Старлей с ходу у меня спросил:
– Как вы