стремян. – Захарыч стоял рядом в центре манежа, придерживая Сатурна, успокаивал того, похлопывая по влажной шее. Заметно волновались и седок, и конь. – Просто почувствуйте друг друга. Пока пошагаем. Потом попробуем трензелями. Дальше можно будет вообще управлять только корпусом. Незаметно для зрителя чуть наклонишь корпус, конь поймёт, что от него требуется. Пока вы оба новички в этом деле. Тут, Паша, придётся терпеть и ждать результатов.
– Всю жизнь жду!.. – процедил Пашка сквозь зубы.
– Всё как у вас, у жонглёров – не единожды раздолбаешь пальцы в мясо, прежде чем трюк пойдёт! Помнишь, как мы тебе распаривали руки на ночь и синтомицинку привязывали до утра? Готовься, сынок, здесь будет то же самое…
Пашка со вздохом кивнул.
– А сейчас давай всё с самого начала. Словно ты никогда не знал, что такое конь. Нога прижата, пятка вниз, спина ровная, руки на холке. Дальше, чтоб начать движение, тебе достаточно пяткой подтолкнуть лошадь вперёд – ну, это ты знаешь. Постарайся в дальнейшем делать это как можно незаметнее. А пока, как получится, лишь бы Сатурн понял тебя и пошёл.
Пашка был мокрым до нитки. Сейчас бы шенкелем по крупу, гортанным криком «Хей-я-а!» и в галоп! Да куда там, конь под это не заточен. Это тебе не лихая джигитовка, тут дело деликатней. «М-да-а! Пока выгляжу, как извивающийся червяк на крючке рыбака. Лучше ещё часов пять-шесть пожонглировать, чем полчаса просидеть на этом едва двигающемся ”скакуне”».
Пашка сопел, но отступать пока не хотел. Решение он уже принял: «Больше ни в жизни!» Но сегодня этот крест он собирался донести до самой Голгофы, то есть до финальной команды Захарыча: «Всё на сегодня. Домой!..»
– Захарыч! А чего Пашка шпорами не пользуется? Зря надевал, что ли? Для чего они тогда вообще нужны? – Венька вступил в беседу.
– Шпоры применяют, чтобы усилить действие шенкеля, и не более того. Пользоваться ими нужно, только чтобы дать почувствовать животному твою команду. Чуть-чуть, играючи. По правилам Международной ассоциации конного спорта вообще нельзя использовать чрезмерно острые шпоры, бить животное слишком сильно по крупу. Это считается откровенным варварством. Можно обойтись и без всего этого. Ну, или почти обойтись. У нас в цирке настоящие мастера на шпоры никогда не надеялись. Только на ум лошади. И на свой, у кого он был… – Захарыч скривился, видимо вспомнив тех, у кого ум, как таковой, отсутствовал.
Отношение к животным в цирке у Захарыча было определённое. Он не подбирал слов для дрессировщиков, которые доминировали над подопечными, демонстрируя своё превосходство. Не дай бог, если Стрельцов встречался со случаями насилия над животными! Тут для него авторитетов не было – народный, заслуженный или ещё там какой – всё едино! Мог и в морду за это дать. В цирке об этом знали и помнили.
– Ну, а эта штуковина, как её… форпайч! Им-то ведь можно? – неунимался в своём любопытстве Венька, вспомнив и к месту употребив плохо запоминающийся термин, за что получил одобрительный взгляд Захарыча