суть вещей и ограждать мир от порчи229. И в какой-то мере эльфы Средьземелья этого добились, хотя и дорогой ценой – ценой знакомства с печалью. К тому же все, созданное творцами Трех, обратится в ничто, если Саурон вернет себе Единое: он в тот же миг узнает наши помыслы и проникнет в сердца. Тогда лучше, если бы Трех не было и никогда не бывало! Вот чего доискивается Саурон.
– Но что, если Кольцо Власти по твоему совету будет уничтожено? Что тогда? – не унимался Глоин.
– Точно сказать невозможно, – ответил Элронд с грустью. – Некоторые лелеют надежду, что Три Кольца, которых рука Саурона никогда не касалась, освободятся, и те, кто ими владеет, смогут заживить раны, нанесенные Врагом этому миру. Но может случиться иначе: когда Единое сгинет, Три потеряют силу, и тогда много прекрасного покинет мир и сотрется из памяти поколений. Сам я думаю, что именно так и будет.
– И все же эльфы пойдут на то, чтобы испытать судьбу, – твердо сказал Глорфиндэл. – Только бы сломить мощь Саурона! Мы должны навсегда освободиться от страха подпасть под его владычество!
– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – заметил Эрестор. – А начали мы с того, что Кольцо должно быть уничтожено. Но что дальше? Пока мы и на шаг не продвинулись. Можем ли мы добраться до Огня, где оно было выковано? Ведь это путь в безнадежность. Я сказал бы, что это безумие, не чти я вековую мудрость Элронда.
– Так безнадежность или безумие? – переспросил Гэндальф. – О безнадежности речи нет: отчаиваются и теряют надежду только те, чей конец уже предрешен. А наш – нет. В чем истинная мудрость230? В том, чтобы, взвесив все возможные пути, выбрать среди них единственный. Может быть, тем, кто тешит себя ложными надеждами, это и впрямь покажется безумием. Что же, прекрасно! Безумие станет нам покровом, оно застелет глаза Врагу – ибо он мудр, он весьма мудр и взвешивает все с точностью до грана на весах своей злобы, но мерой ему служит только одно – жажда власти. Ею он мерит всех без исключения. Никогда не придет ему на ум, что, завладев Кольцом, мы попытаемся его уничтожить. Но если мы все же попытаемся, его расчеты пойдут прахом.
– Видимо, на малое время нам действительно удастся ввести его в заблуждение, – подтвердил Элронд. – Мы должны вступить на этот путь. Но он будет трудным. Ни сила, ни ум нам не помогут. Кто из нас вступит на него, не важно – у слабого будет ровно столько же надежды, сколько у сильного. Жернова истории нередко приводятся в движение слабыми мира сего, помнящими свой долг, а глаза сильных смотрят тем временем совсем в другую сторону.
– Отлично сказано, досточтимый Элронд! Отлично! – подал вдруг голос Бильбо. – Дальше можешь не продолжать! Всем давно ясно, куда ты метишь. Глупый хоббит Бильбо заварил кашу, пусть Бильбо ее и расхлебывает, а если, не расхлебав, потонет в ней – так ему и надо! Право же, я здесь пригрелся, и мне так уютно было работать над своей книгой! Я даже конец успел придумать: «И жил он счастливо до конца дней своих». Это хорошая концовка. Ничего страшного, что она затерлась от частого употребления!