в кузов, который одновременно был и холодильной установкой. Водитель подал нам один ватник на троих, коврики с сидений и сказал, что больше ничего тёплого нет.
Из удобств у нас был тусклый подмигивающий светильник да стопка пластиковых продуктовых ящиков. Внутри холодильника стоял крепкий запах сырого мороженого мяса, на полу багровели кровяные разводы. Но неласковые условия были мелочью, лишь бы успеть добраться до Верхнего Волчка живыми. Мы надели на себя всю одежду, какую только нашли в сумках-рюкзаках.
Я велела химику Ярославу ехать с нами, мои нервы напряглись настолько, что я почти готова была превратиться и разорвать его.
– Вот, у меня есть кое-что, это последняя разработка, но она только немного замедлит процесс и уменьшит боль.
– Коли! – решительно скомандовала я.
– Диана, это может быть опасно. – остановила меня Ирма.
– Я не хочу вас расстраивать, – Ярослав поднял ладони перед собой, – но он укололся более двенадцати часов назад, он умрёт от боли, если не вколоть.
Химик сделал инъекцию, вскоре Дилан затих, мне даже показалось, что волчьи черты стали вновь меняться на человеческие, но прошло немного времени и он снова начал корчиться от боли.
Ясно было, что даже за 15 часов мы не доберёмся, газель эта не разгонялась более чем до ста километров в час. На заправках мы вылезали из холодильника, но мне было страшно пропустить даже минуту из нашего совместного времени. Дилан был весь покрыт холодным липким потом, тело разбивала крупная дрожь, стоять или сидеть он уже не мог.
– Диана, набери отца. – попросил Дилан.
Теперь его слова звучали нечётко из-за холода и физиологических изменений.
– Ты уверен?
– Да! – неожиданно злобно зарычал он.
Я послушалась. В разговоре он просил отца заботиться обо мне и внуке и проследить, чтобы я доучилась. Седой задавал какие-то вопросы, Дилан ответил:
– Кажется, я умираю, отец. Прощай. – он отшвырнул трубку, та разлетелась на запчасти.
– Дилан, ты справишься, мы успеем, потерпи ещё немного. – попыталась приободрить его я, но вышло как-то жалко.
Вскоре превращение вновь обострилось: Дилан скрючивался и выгибался в неестественных позах, выл, всхлипывал, царапал пол, кусал собственные руки. Взгляд его обезумел от боли. Иногда его сознание прояснялось и он старался отползти от нас с Ирмой подальше и повернуться спиной. Напрасно, происходящего это не меняло, мне не нужно было видеть, я и так знала, что всё хуже некуда.
Меня охватил ужас. Это было чудовищное зрелище, страшнее любых пыток. Мне хотелось взять на себя хотя бы часть боли своего любимого, но ничем уже нельзя было помочь. Я следила за агонией, в которой бился Дилан, и уже готова была прекратить его страдания одним смертельным уколом.
– Ирма… – позвала я. – Так нельзя. Он слишком мучается…
Та отрицательно покачала головой.
– Ты потом не простишь себе этот упущенный шанс. Мы должны верить, что он справится.
Кончилась ночь, кончилось утро. Звуки, которые издавал Дилан,