комнате всё добела.
Будет, как лютой зимою,
Комната эта светла.
За деревянной оградой
Царствуют лишь муравьи,
Им, трудоголикам, в радость
Хлебные крошки мои.
Смолкла, запнувшись, пластинка,
Только скулит патефон,
А на ветвях паутинки
Свесились с разных сторон.
Осень уже на пороге,
Скоро прольются дожди.
Только сейчас на дороге
Пусто, гляди не гляди.
Смолкли застольные страсти
И никаких новостей…
Только в тоске на террасе
Не проглядеть бы гостей.
Гримёр и смерть
Она идёт в любое время дня,
Вперяя взгляд свой пристальный в меня.
Идёт с реки, садится в уголке,
Оружие зажав в сухой руке.
И у неё надёжные крючки,
И почему-то жёлтые зрачки
Откидывает чёрный капюшон,
И обнажает смертный облик он.
Но многого не требует она:
Хотя б чуть-чуть приятней быть должна.
И хочет, чтоб глаза я подчеркнул,
Смягчил черты её высоких скул.
И надо ей сегодня очень, чтоб
Я крем ночной втирал в покатый лоб.
Чтоб этот крем втирал я ей до боли
В ладони, где красуются мозоли.
Не каждому понравиться должна,
Но ведь с людьми встречается она.
А, значит, маникюр необходим,
И я тружусь без устали над ним.
И бледность на лице свожу на нет.
И так уже не помню сколько лет.
Без страха перед нею я стою
И за работу радуюсь свою.
Она встаёт, опять уходит в ночь,
Но вновь придёт, попросит ей помочь.
И просьбам этим не видать конца,
Как не видеть ни бёдер, ни лица.
Как не видать её костлявых плеч.
Прощай же, смерть, прощай, до новых встреч!
Дары осени
Октябрь. Харманли[4]. Воскресение.
Погода, конечно, осенняя.
Бездонные льются дожди,
Туман отовсюду глядит.
Янтарные пальцы в кулак
Сжать осень не может никак.
Но даже и в сумрачный час
Связать смерть старается нас.
А жизнь разделяет, любя,
И вновь отбирает тебя.
Ведь в сети ушедшего века
Ловила она человека.
Но осень нас не покидает,
И, видимо, очень страдает,
Пытаясь уйти до поры,
Оставив на память дары.
И я не грущу, даже рад
Фиалковый есть виноград.
Дверь
Мои слова – ничьи слова,
В них что-то слышится смешное,
Была любовь, была жива,
Но надсмеялась надо мною.
Слова вошли в чужую дверь,
Они протягивают руки
Туда, где злобная, как зверь,
Забилась в угол тень разлуки.
Но дверь – четвёртая стена,
Она уже ничейной стала,
И потому грустна она,
Что много в жизни испытала.
На