набитый золотой мешок? – спрашиваю я у отца едва слышно.
– Под завязку, – в тон мне отвечает он, – но на многое не претендует, держатся скромно.
– Ещё бы, для остальных они – чужаки.
Я перебрасываюсь словами с Рексенором, отмечая, как ровно и послушно выскальзывают слова из его рта. Они звучат правильно и так, как, до́лжно быть, но создаётся впечатление, что мыслями он витает далеко отсюда. Но, по крайней мере, на него приятно смотреть и взгляд его лишён той нагловатой заинтересованности, что у прочих. Как ,например, у крепкого коренастого мужчины, темноволосого, с тяжёлым лицом и надбровными дугами, выступающими далеко вперёд.
– Что ещё интересного, Артемия?
– Ничего особенного, отец. Кроме того, что мне не нравится вон тот, – я улыбаюсь мужчине и поднимаю бокал вина.
– Ке́лсий из Мемоса, – усмехается отец, – и чем же он тебе не нравится?
– Он смотрит так, будто всё здесь уже принадлежит ему. И я в том числе.
– Мемос крупнее, чем Верксал. В нём жителей больше, чем у нас.
– Но это не значит, что он богаче и укреплённее. Или за два года моего отсутствия что-то изменилось?
Отец смеётся – в глазах пляшут весёлые огоньки.
– Просто проверяю, совпадают ли наши с тобой мнения.
– Это либо неуважение, либо отсутствие воспитания. Будь на то моя воля, я бы преподала ему урок.
– Надолго он здесь не задержится, – едва улыбаясь, замечает отец. Ему Ке́лсий из Мемоса явно не пришёлся по вкусу.
***
Пир затянулся далеко за полночь. И моё пробуждение на следующий день довольно позднее. Голова тяжёлая и противно звенит – даже нескольких бокалов вина оказывается слишком много для меня. И я даю себе зарок на будущее – лишь делать вид, что пью. По дворцу снуют слуги и во внутреннем дворе прогуливаются гости. Издалека замечаю Келсия в окружении его людей и нескольких наших советников, направляющихся к тренировочным полям. Я отправляюсь следом – интересно знать, что ему понадобилось именно там.
Келсий оглядывает всё сверху тем же победным взором. Заносчивый, неприятный тип. О чём-то спрашивает советников, кивая. Внизу, на песке проводят обычную тренировку стражники дворцовой охраны. Моё внимание привлекают не они, но всполохи бронзы на краю поля. Инсар, кажется, уже окончил тренировку – разоружается, снимая доспехи. Под кожей буграми перекатываются мышцы, солнце отражается на коже, лоснящейся от пота. Меня бросает в жар, словно я исподтишка подсматриваю за ним. И понимаю, что впервые смотрю на него не как на молчаливого спутника и раба, но как на мужчину, привлекательного резкой красотой. Он красив не изысканными чертами, но грубыми небрежными линиями лица и точёными движениями тела, с запертой внутри мощью и сноровкой.
–… мой воин способен положить на песок любого, – доносится до меня обрывок разговора Келсия. Во мне взметается раздражение на него и на советников, допустивших его туда, куда не следует. Не стоит чужаку разглядывать тренировки