это и с верной интонацией. Спрашивать напрямую не стану. Вижу, что ничего не скажет.
– Забыть по-настоящему все равно не выходит. По моему опыту, лучше некоторые вещи принимать и смиряться. Обратного хода событий не бывает, сколько себя ни мучай. Если только это не еще одна ваша суперспособность.
Даже сам не смог бы сказать – философствовал я в данный момент ни о чем, имитируя беседу с глубоким смыслом, или откровенничал. В присутствии этой женщины меня все чаще посещало ощущение двойственности всего сказанного.
– Но такой способности у меня нет, – Влада говорила об этом так, словно не сожалела, а, наоборот, была рада. – Иногда хотелось бы, как любому человеку, наверное. А у вас получилось смириться?
Долю секунды хотелось огрызнуться, спросив, при чем тут я. Но понимал, что это явно не будет способствовать продолжению диалога.
– Нет, – признался честно, – но я над этим работаю.
Странный разговор выходил. Каждый, типа, о своем, и в тоже время оба об одном и том же. И с Владой мне вести было его на удивление легко, не то что со всеми, кто за это время пытался ковырнуть в душе сочувствием, которого мне не надо. Но тему стоило поменять.
– Интересно, а убийц, которые раскаиваются, и тех, кто нет, вы по-разному видите?
– Конечно. Даже те, кто безумно сожалеет, но считает, что все равно поступил верно, отличаются от просто страдающих чувством вины, – охотно пояснила женщина.
Это намек, случайность или прямое указание на меня? Она не смотрела на меня, так что оставалось только догадываться.
– А, скажем, маньяки. С ними вам приходилось пересекаться?
Влада очень медленно положила на подоконник раскрытые ладони, будто нуждалась в опоре.
– Да, – она скривилась. – И вот рядом с ними, не важно, вменяемыми или нет, находиться вообще невыносимо.
Как часто ей приходилось делать это? По собственной ли воле? Не думаю, что так.
– Это означает, что, встреть мы его с вами на улице, вы точно скажете, маньяк ли это? – продолжал фигурное движение вокруг острых углов.
– Да. Но вот только один нюанс. Или два. Во-первых, я не скажу, убил ли он уже кого-то или только еще страдает фантазиями, и во-вторых, я не смогу сказать, это тот самый маньяк или какой-то другой.
– М-дя, – огорченно вздохнул. – Как-то по-дурацки: знать вроде бы так много, но в сухом остатке не иметь возможности кому-то что-то предъявить. Не находите?
– Тут, Антон, вопросы не ко мне, а к высшим силам, меня так озадачившим, – неожиданно улыбнулась женщина.
Да, лучше слова и не подберешь, чем озадачившим.
– Вы чай почему не пьете? – кивнула Влада на забытую мною кружку.
– Да вот просто думаю. Как бы мне подступиться к разговору с вами о дальнейшей работе.
– Вы всерьез думаете, что я смогу быть полезной? Даже после того, как видели такой, как сегодня? – Вот теперь она на меня смотрела, причем напряженно и очень внимательно, выдавая, насколько для нее было важно мое мнение в этом вопросе.
– Уверен.