кого успел поймать, а потом долго и нудно рассказывал, что я девочка, а значит, должна вести себя подобающе. Под конец этой тирады я так устала быть девочкой, что заснула.
Обычно на утро папа забывал все наши разногласия, и мы привычно отправлялись в гараж – чинить и разбирать новую машину, но на этот раз отцовский гнев затянулся.
– Ирис, надо поговорить, – сообщил он, стоило мне выползти из своей коморки под крышей гаража. Большой Бук сидел на табурете, что когда-то сам сколотил, и я вдруг поняла, что отец выглядит уставшим. А еще он отводил глаза, и тогда я впервые ощутила дрожь страха. Потом это чувство станет привычным…
– Ирис, ты взрослеешь, – сглотнув, начал папа. – Знаешь, я никогда не говорил тебе о… чувствах. Понимаешь, я не большой мастак говорить о них, – он задумчиво поскреб лохматый затылок. – Но думаю, время пришло…
– Пап, если ты о сексе, то я уже все прочитала в интернете, – буркнула я с невозмутимой уверенностью тринадцатилетнего подростка. – Мне это не интересно, к тому же, на мой взгляд – гадко!
Я направилась к чайнику, заклеенному скотчем, а папа за спиной хрюкнул и закашлялся.
– Э-э, мда. Вообще-то я имел в виду нечто другое. Первую влюбленность и все такое… Кажется, возраст у тебя подходящий.
– Любовь? – я деловито насыпала в кружку заварку и сахар. – Это даже хуже секса. Не переживай, я решила, что это все не для меня!
– Боже, кого я воспитал? – сокрушенно пробормотал Большой Бук. – Я думал, у меня еще полно времени… Ты так быстро выросла, Ирис. Думаю, надо купить тебе платья.
С логическим мышлением у папы всегда было не очень.
С того дня отец изменился, словно вознамерился за месяц вернуть меня на путь истинный. То есть туда, где ходят нормальные девочки. На эту странную тропинку, где растут цветочки и бродят единороги. У меня появились платья, туфли и даже заколки. Мне запретили копаться в моторах и дружить с местной шпаной. И даже стричь волосы. Большой Бук всерьез вознамерился сотворить чудо и превратить одного тощего подростка непонятной половой принадлежности в барышню. Подросток, то есть я, превращаться категорически не желал, цветочки яростно вытаптывал, а единорогов посылал ко всем чертям. Я была буйной, неуправляемой и яростно сопротивляющейся изменениям в своей привычной и хорошей жизни. Если задуматься, то я просто была дочерью своего отца и во всем ему подражала.
К тому же, я искренне не понимала, почему не могу по-прежнему носиться с ребятами, драться с ними и ночевать у приятелей, если лень идти домой. Я не могла объяснить, что стану посмешищем, если надену то розовое шелковое недоразумение, что папа считает одеждой. Наша с ним битва затянулась и привела к тому, что мне запретили выходить из дома.
Я обижалась и злилась, но отец был настроен серьезно.
В ту ночь я просто сбежала, решив доказать, что я не только взрослая, но и совсем не девчонка.
Я вылезла из окна, проникла в гараж, вывела отцовский байк, оседлала его и понеслась в сторону реки.