рокочут тамтамы, им подвизгивают тамбурины. Хор издает горестный вопль: начинается сухое время года, время жажды и голода. Земля томится у ног своего победителя, огненный хвост его вьется в воздухе и высоко вверх подброшен алый цветок: это – исступленное торжество Смерти над Жизнью!
Тут Гуль увидел, что происходит нечто невообразимое: Солнце насилует Землю прямо на глазах у публики, хора и оркестра. Он в панике бросил взгляд на окружающих, но те будто не замечали его: все смотрели на действо. Как только акт кончился, на площадку будто упал незримый занавес и наступила тишина. Даже факелы, казалось, едва тлеют…
– Это был Ваш племянник? – спросил Гуль Гомаду.
– Нет, что Вы, я не знаю этого человека, а он не знает ни меня, ни её…И не будет знать…
– Вот как, – удивлённо покачал головой Гуль.
– Наши пляски – это великолепный и наивный детский театр, в котором участники и зрители – дети. Но дети не простые – дети Африки, – раздался громкий голос мадам Маджаи. – Людям из другого мира вход туда запрещен! Но для Вас, мистер Гуль, мы сделали исключение.
– Это было очень занимательно, мадам, – вежливо ответил Гуль. – Благодарю Вас…
Он так был взбудоражен танцами, что долго не мог заснуть. Утром прислуга бунгало смотрела на него очень странно…
В самом конце пикника произошло странное происшествие, которое скорее обеспокоило Гуля, чем укрепило его желание помогать всем этим людям. Назад в столицу вся развесёлая компания за исключением Брауна-младшего и пары Маджаи возвращалась на колёсном пароходике, носивший имя «Капитан Бойс». В годы своей молодости он, вероятно, возил ещё лорда Лугарда в бытность его генерал-губернатором. Судно было свежевыкрашено, его салон отделан драгоценными породами местного дерева, экипаж и стюарды вышколены, но его паровой двигатель был слаб. Поэтому «Капитан Бойс» едва тащился вверх по одному из русел Бамуанги. За бортом медленно струилась прозрачно-коричневая вода, создавая впечатление будто судно стоит среди громадной чайно-молочной лужи. Навстречу медленно плыли многочисленные островки плавучих цветов, гниющие ветви, стволы, корневища, что-то скользкое и мерзкое, вероятно, это были трупы животных. От воды исходил тёплый сладковатый смрад, удушливый и назойливый. Сквозь жиденькую пелену испарений виднелись низкие берега – черный мангровый лес, а за ним зубчатая стена пальм, кое-где прикрытая низко стелящимися беловатыми разводами тумана. Бессильно откинув голову и закрыв глаза, Адриан слушал равномерный плеск воды по плицам колёс и однообразный стук паровой машины. Из-под опущенных ресниц он видел, как пассажиры столпились на носу и обеспокоенно следили за медленным продвижением судна. Вдруг откуда-то задул ветер: стало легче дышать. Стоявшие на палубе люди оживились, послышался негромкий говор и смех.
Рядом проплыла пирога с туземцами, которые что-то кричали, размахивая руками. Капитан что-то рыкнул в допотопный рупор, но они не отставали.
– Чего