тесто рук Даксо, и в третий раз получил в ответ однообразные гудки. Он сравнил номер, который набрал, с записанным от руки на бумажке номером, который он выудил из Винсента и с которого в этот день Лео уже звонил. Цифру за цифрой; правильно. Еще раз, последний, тот же номер. И оказался не готов. Не успел даже прозвучать первый гудок, как кто-то ответил.
– Да.
Голос Лео. Ну?
– Это… Иван.
Как тихо. Он попытался расслышать, где может оказаться тот, другой, голос, но ничего не услышал.
Слишком тихо.
– И чего же ты хочешь?
– Я… Ну, ты знаешь… я беспокоюсь о тебе. Понимаешь?
– И что?
– Подумай об этом. Что я есть на свете. А тебе нужна помощь.
– Откуда ты звонишь?
– Из ресторана.
– А мой номер откуда?
– Дал твой брат.
Снова тишина.
В которой ничего нет.
– Слушай, Иван.
– Да?
– Впредь звони только с номера, насчет которого мы договоримся.
И – другая тишина. Лео дал отбой.
Растерянность. Только что – неприятное чувство, неудовольствие, тревога. А теперь – злость.
Его оттолкнули.
В третий раз за сегодняшний день.
Сначала стена, потом ужин и теперь снова. «Насчет которого мы договоримся»? Да с какого номера хочу – с того и звоню!
И вдруг – это ощущение подкралось на мягких лапах, а он и не заметил. Грязь. Вот что это такое. Сплошная грязь. Я твержу, повторяю, что я есть на свете, что я беспокоюсь, а он… согласует номер?
– Дозвонился?
Даксо. Завыла гиена от своей печки с пиццей. Гиена и его гиеножена. Смотрят на него. Смеются над ним. Смех гиен.
– Какое тебе дело? Своим занимайся.
– Но это же был твой парень? Во всяком случае, звучало так.
– Значит, гиены еще и подслушивают?
– Что?
– Пеки свою говнопиццу. И завязывай слушать то, что тебе слушать не положено.
По телевизору – знакомая заставка перед очередным выпуском новостей. Он еще увеличил громкость, не обращая внимания на всех тех идиотов, которые снова подняли крик, один из них даже встал, чтобы выразить свое неудовольствие действием, но потом сообразил, кто именно сидит за столиком у окна, и потому передумал, свернул к сервировочной тележке, сделал вид, что шел за салфеткой или там за солонкой.
Начало выпуска. Мужчина-диктор серьезен, тщательно причесан и подгримирован, жесты отрепетированы, фальшиво-серьезны, руки спокойно лежат на столе, голова слегка наклонена набок, голос искусственно тихий. Над правым плечом диктора – застывшая картинка: автомат плавает в луже крови.
Иван отодвинул стул назад, чтобы лучше видеть, когда эту часть стали крутить еще раз. Пока – все та же информация, что и в более ранних выпусках. Много крови. Убитый грабитель. Инкассаторы на носилках, в состоянии шока. Он уже готов был выключить телевизор, когда новые кадры вдруг вытеснили старые. Женщина-пресс-секретарь в полицейской форме перед полицейской машиной. Женщина появилась впервые.