Разноцветный перелив листьев мягко гармонировал с местами ещё зелёной травой и бусинками дождевых капель, отражающих уступчивое солнце.
Школа выравнивалась. Не то, чтобы стало хорошо, но уж точно терпимо. Золотова и её группка с того дня во дворе обходили новенькую стороной, лишь иногда пошипливая в спину гусынями. Остальным одноклассникам она, скорее, нравилась, хотя лучшей подру-гой, оставалась только Света.
А ещё повезло с учительницей по любимому предмету «Изобразительное искусство». Ксения Павловна была черноглазой, хрупкой, похожей на встрёпанную галку и удивительно доброй.
Маша вспомнила свой первый урок и задание – рисунок на вольную тему. Бревновский клаштер (замок в окрестностях Праги), её любимое с мамой место, особенно весной, когда вокруг старинной стены начинали расцветать могучие каштаны, получился совсем неплохо. Замечтавшись, она даже не услышала команду сдавать работы.
– Семёнова, ты уже где-то училась рисованию? – с искренним изумлением спросила тогда учительница.
– Нет.
– А с частным педагогом?
– Только с мамой.
– А мама? – продолжала допытываться Ксения Павловна – Мама училась где-то?
– Да. В высшей школе прикладного искусства в Праге.
– Ясно, – «галка» смешно по-птичьи кивнула, – У тебя талант, Мария! А талант, помноженный на хорошего педагога…
– Мама умерла…
Зачем Маша это сказала, она и сама не знала. Так вышло. Да ещё и слёзы эти проклятые… чуть не брызнули.
– Извини, – сухая ладошка легко коснулась её затылка. Девочка подняла голову и увиде-ла искреннее сочувствие в тёмных, как вишенки, глазах, – я не знала… а хочешь, я буду заниматься с тобой дополнительно?
– Да, хочу! Очень!
– Тогда решено! С той недели и начнём!
С этого момента они раз и навсегда поняли друг друга.
…Скрип тормозных колодок больно резанул уши. Что-то мягкое сильно прижали к лицу и голова поплыла. Мысли смешались и запутались как ниточки тёти-Ривиного клубка. Земля вылетела из-под ног, а деревья почернели и съёжились. «Это землетрясение?» – успела подумать Маша и отключилась. Темно-синий внедорожник резко взял с места, а на земле остался единственным свидетелем заграничный карандаш с надписью «Кохинур»…
Зубы неприятно постукивали о стакан, выплёскивая воду на рубашку. Первый раз у Ивана так тряслись руки. Вот уже несколько часов, как Маша исчезла.
Ничего. Никто не видел, никто не слышал, никто не знает. Как три известные статуэтки обезьянок.
– Не волнуйся ты так! – Михаил осторожно вытащил из его судорожно сжатых пальцев несчастный стакан, – Может, к какой подруге новой забежала, а позвонить забыла. Времени-то прошло – всего ничего.
В кабинете капитана Сулимова воздух безнадёжно сражался с табачным дымом.
– У неё кроме твоей Светы подруг нет. Это раз. А во-вторых, она бы обязательно преду-предила, если бы собиралась уходить так надолго.
Звонок