сказать, я должен искать контракты? – наконец понял Стэнли.
Кэмерон хлопнул его по колену:
– Так точно, сэр!
– На что?
– На все, в чем нуждаются наши ребята. Например, на это. – Чуть наклонившись, Кэмерон ткнул пальцем в свой левый ботинок, после чего задумчиво уставился в недавно выкрашенный потолок. – Обувная промышленность – вторая крупнейшая отрасль на Севере, но в последнее время ей приходится нелегко. Могу поспорить, в Новой Англии множество мелких фабрик сейчас продается.
– Но я ничего не знаю об обувном произ…
– Так учитесь, мой мальчик! – Кэмерон резко, как змея в броске, наклонил к нему голову. – Учитесь!
– Ну, полагаю, я мог бы…
– Безусловно. – Кэмерон, к которому вернулась вся его приветливость, второй раз хлопнул Стэнли по колену и встал. – Обуви сейчас отчаянно не хватает. И для кого-то это отличная возможность.
– Я ценю ваше предложение. Спасибо.
– До свидания, мой мальчик! – просиял Кэмерон.
– До свидания, сэр.
Когда министр ушел, Стэнли еще какое-то время сидел неподвижно, глядя на свои ноги. Он всегда с трудом принимал решения, а сейчас к тому же все его мысли были заняты Джорджем. Ему так и не удалось переубедить министра. И как теперь выдержать гнев Изабель, когда она узнает, что человек, вынудивший их уехать из Лихай-Стейшн, теперь приглашен в Вашингтон и снова станет его соперником?
Глава 6
– Не было бы никакой войны, если бы не черномазые.
– Ты не прав! Это всё бунтовщики начали, когда из Союза вышли. Так что, скажу я вам, не за ниггеров эта война, а за флаг.
– Ладно, согласен. Только сдается мне, перестрелять их всех надо, тогда и проблемы не будет.
Реплика вызвала громкие одобрительные крики. Единственный офицер, сидевший там же, в баре отеля «Уиллард», был согласен с таким заявлением, но промолчал, помня, что на нем мундир. Услышали бы это некоторые любители ниггеров из правительства, подумал он.
Офицер весил двести тридцать фунтов. Под безупречно сшитым мундиром выпирал внушительный живот; на мертвенно-бледном лице, которое яркое солнце могло сделать красным за полчаса, резко выделялись темные глаза, то и дело смотревшие на столик в углу. Сейчас там остался один человек; двое других ушли совсем недавно, и лицо того, что помоложе, показалось ему до странности знакомым. Он потягивал виски и рылся в памяти. Офицеру было тридцать семь лет, но его черные волосы полгода назад уже начали седеть. Он каждый день подкрашивал их, чтобы скрыть седые пряди и сохранить моложавую внешность. Хотелось бы полковнику Елкане Бенту с такой же легкостью забыть об их существовании.
Седина напоминала ему о собственной смертности, принося все больше растущее чувство разочарования своей карьерой. Это чувство преследовало его почти всю его взрослую жизнь. Однако в последние месяцы, пока он бездельничал в этом невежественном городе, поддерживающем южан, оно только усилилось. Бент ненавидел южан почти так же яростно, как ненавидел