маленьких лакомств. Она заметила, как Джеймс, подбираясь все ближе к президенту, бросил на нее бешеный взгляд. Восхитительно!
– Угощение сегодня обильное, – заметил Бенджамин. – Но не первого сорта. Вы с супругом непременно должны прийти ко мне в гости, чтобы попробовать мои любимые канапе: белый хлеб из превосходной ричмондской муки, намазанный анчоусной пастой. Я люблю подавать их с андалузским шерри. Заказываю его бочонками.
– И как вам удается доставлять испанский шерри во время блокады?
– О, есть масса способов, – улыбнулся он с невинным видом. – Так как – придете?
– Разумеется! – солгала Эштон, зная, что Джеймс никогда не согласится.
Бенджамин спросил, где они живут. Она неохотно назвала адрес. Прокурор наверняка знал, что это район дешевых пансионов, но, казалось, дружелюбие его ничуть не уменьшилось. Он пообещал в скором времени прислать карточку с приглашением, после чего откланялся, чтобы поприветствовать чету Джонстон. Генерал с женой стояли в сторонке совершенно одни, явно задетые невниманием публики, которая вилась вокруг Борегара.
Эштон хотела было пойти следом за Бенджамином, но остановилась, увидев, что к Джонстонам направляется и миссис Дэвис. Все-таки у нее не хватило храбрости присоединиться к столь внушительной компании – пока не хватило.
Она принялась рассматривать первую леди. Варина Дэвис, вторая жена президента, была красивой женщиной лет тридцати пяти; как раз сейчас она носила под сердцем еще одного ребенка, который уже вскоре должен был появиться на свет. Ее считали бесхитростной и прямодушной; говорили, что она всегда откровенно высказывает свое мнение по любым государственным вопросам. Для южанки такое поведение выглядело нетипичным. Эштон знала, что миссис Джонстон за глаза называла ее западной красоткой, и это вовсе не было комплиментом. И все-таки Эштон отдала бы что угодно за то, чтобы познакомиться с миссис Дэвис.
Неожиданно она с восторгом обнаружила, что у нее намного больше шансов познакомиться с самим Дэвисом. Джеймс каким-то чудом все-таки умудрился протолкаться к президенту и уже разговаривал с ним. Эштон начала пробираться сквозь плотное кольцо надушенных женских и украшенных эполетами мужских плеч.
Трое офицеров, когда она проходила мимо, как раз приветствовали четвертого – бравого удальца с роскошными усами и вьющимися напомаженными волосами, от которых исходил почти такой же сильный запах, как от духов самой Эштон.
– Из Калифорнии путь сюда неблизкий, полковник Пикетт! – воскликнул один из офицеров. – Мы рады, что вам удалось добраться без приключений. Добро пожаловать в Ричмонд, на сторону справедливости.
Офицер, к которому были обращены эти слова, вдруг тоже заметил Эштон и приветствовал ее галантной и слегка игривой улыбкой. Потом он нахмурился, словно пытаясь вспомнить, откуда ему знакомо ее лицо. На одном курсе с Орри учился юноша с фамилией Пикетт. Неужели это он? Неужели он заметил сходство? Эштон прибавила шагу, совсем не желая говорить о брате,