ней бельём.
По дороге нас допрашивала подруга Алины – Верка.
– Мелкий сказал нам, что ты – главный, – сообщила она мне. – Где Вову держите?
– А что вы к нему пристали?
– Ты знаешь, что он сделал? – спросила Верка негодующе.
Глаза-угольки этой сильной, гибкой девчонки горели страшным гневом.
– Ну, знаю, – ответил я.
– Сволочи вы, раз его защищаете!
– А чего ваши ему нос разбили, – вступился Олег. – Подумаешь, Алину поцеловал! Может, она со всеми целуется.
– Сейчас получишь, сволочь! – закричала Верка.
Она подскочила и врезала Олегу в живот.
– Я с тобой ещё разберусь, – пообещал Олег, когда снова начал дышать.
– Говори, где Вова!
– Оставьте вы в покое этого Вову, – сказал я примирительно. – Может, он её любит.
– Раз любит, мог попросить по-человечески!
– Как попросить?
– Подойти и попросить: люблю, дескать, жить без тебя не могу. Алина захотела бы – сама бы его поцеловала.
В это мне не очень верилось. Мой собственный опыт общения с девочками был неутешительным.
– Как? – удивился я. – Просто так поцеловала бы?
– Почему нет?
– Значит, если я попрошу, ты меня поцелуешь? – спросил я.
– Тебя – нет!
– А его? – я показал на Олега.
Олег сильно отличался от меня. Я носил очки, он – нет. Я был блондин, он – брюнет. Я был спичка, он – коренаст.
– Его, может, и поцеловала бы, – вдруг сказала Верка. – Хочешь? – обратилась она к Олегу.
Олег весь аж скривился от отвращения. Он был младше меня на пару лет, и девочки его мало интересовали.
– Гадость какая! – крикнул он. – Не подходи, дура бешеная, а то плюну.
Но Верка приближалась, неумолимо, как статуя Командора. Олега скрутили. Он попытался плюнуть, но кто-то тут же заткнул ему рот рукавом. «Какой дурак! – думалось мне, – какой дурак этот Олег, его целуют, а он плюётся, вот идиот».
Верка зловеще чмокнула его в макушку и с выражением самодовольства от удавшейся мести приказала:
– Этого отпустить, а с этим, – она указала на меня, – мы сейчас разберёмся. Тащите его к Пушкину!
Я понял, что происходит что-то ужасное, непоправимое. Наверное, моя жизнь подошла к концу. Меня куда-то вели, а я от страха потерял связь с реальностью. Когда очнулся, стало ясно – мы спускаемся к речке. Я решил, что меня хотят утопить в грязной, вязко пахнущей воде, куда эфиромасличный завод годами спускал химические отходы. Речка Вонючка отделяла город от посёлка цыган. Из окон моей пятиэтажки можно было различить купола огромных домов-дворцов, которые выстраивали себе цыганские бароны. Нормальные цыгане живут в таборе, куда-то там кочуют, а наши осели за речкой и вели там свою непонятную отдельную жизнь. Так мне объясняли, а что творилось на самом деле – бог его знает.
Возле речки паслись овцы и стояли два пастуха. Один из них был мелкий пацанёнок