которого стояло несколько крепких лавок. Слева от стола располагалась большая русская печь, а в противоположенном, левом углу виднелся небольшой иконостас с горящей лампадой. Пока я осматривался по сторонам, Архип достал из печи ухватом дымящийся чугунок, после чего начал накрывать на стол. Поставил самодельную посуду с соленьями, берёзовый кузовок с клюквой и глиняный кувшин с какой-то настойкой, которая завершила картину натюрморта. Накинув мне на плечи овчинный тулуп, дед легонько подтолкнул меня к столу.
– Подходи, не стесняйся, отведай, мил человек, что Бог нам послал.
Меня посадил по правую руку от себя, а сам сел во главу стола. Видно, на этом месте он сидел всегда, когда трапезничал. Перед тем, как приступить к еде, Архип прикрыл глаза и начал читать негромко молитву, после чего осенил себя крестом, а я последовал его примеру.
Наверное, так было заведено в этом доме, но во время еды мы не говорили. В чугунке была приготовлена какая-та овощная каша, абсолютно несолёная и немного сладковатая на вкус. Ели деревянными ложками прямо из чугунка, добавляя к ней клюкву из кузовка. Это придавало еде своеобразное и необычное вкусовое ощущение. Я черпал ложкой кашу и краем глаза продолжал изучать хозяина дома. Я подумал, что ему, наверное, далеко за восемьдесят, но в тоже время у него были все зубы, и сидел он ровно, не сутулясь. Кто этот человек, что это за место и как он меня нашёл? Эти вопросы, как пчёлы, роились у меня в голове, и, как бы отвечая на них, дед Архип негромко произнёс:
– Ты, Алёша, ешь, ешь, мы с тобой потом обо всём поговорим.
Когда трапеза была закончена, убрано со стола, и дед, сходив на двор, покормил остатками обеда собаку, мы уселись на лавки за столом друг напротив друга. Интуитивно я почувствовал, что в облике деда Архипа произошли какие-то неуловимые изменения.
– Ну, рассказывай теперь, Алексей, каким ветром тебя занесло в эти края? Почему в одиночку по тайге ходишь? Небезопасное это дело, – ласково, почти по-отечески начал меня расспрашивать старичок.
Посидев с минуту, собравшись с мыслями, я начал свой рассказ. Когда я начал рассказывать про свой род, глаза у Архипа расширились, не перебивая меня, он трижды перекрестился, проговаривая тихонько «Свят! Свят! Свят!», и я увидел, что по его щекам потекли слёзы. Он сидел, слушал и плакал. Слёзы катились по его дряблым щекам и падали на стол, а он даже не пытался их вытирать. Я был растроган таким чутким вниманием с его стороны и продолжил своё повествование о том, что произошло со мной в Москве, о смерти моих близких родственников, о том, как я добирался до Ухты и как встретился с Балашовым, и о том, как он мне помог с вертолётом. Как меня выгружали на Ямозере, об урагане и об обнаруженной избушке, и о своём переходе через тайгу. Закончил я свой рассказ встречей с волками и битвой в полынье.
– Вот и вся моя история, – подытожил я её окончание. – Больше я ничего не помню.
За окном уже начало смеркаться. Дед Архип, сходил к печке, принёс оттуда горящую самодельную восковую свечу. Её слабый огонёк начал медленно разгораться, освещая и наполняя комнату запахом